Дмитрий Талантов — боец армии ДНР, известный под позывным «Кострома». В Донбасс он возвращается после отпуска, проведенного в Москве, с уверенностью, что хрупкое перемирие может рухнуть в любой день и что помощь добровольцев будет востребована и после окончания войны. Провожая его на автобус до Ростова, корреспондент «СП» поговорил с ним и его однополчанином «Мангустом».
«СП»: — Расскажи для начала, чего тебя понесло на войну? Мотивация какая?
Кострома: — Ну, как… Вот представь себе: сидишь дома, смотришь телевизор, видишь кадры, как расстреливают города, и сразу понимаешь, кто враг, где наши, а где чужие. Где народ защищает свои ценности: русский язык, национальные интересы России – как бы к этому относиться, не важно там, кто у власти. Ведь и в 1812-м, и в Великую Отечественную, и при царях, и при Сталине было много тех, кто шел защищать не интересы правителей, а потому что надо!
Вот ты смотришь, как наши «диванные патриоты» сидят за компами, сводки с фронта постят – а толку? Они ничего не могут сделать. А там постоянно гибнет народ, погибают ополченцы, и ты сидишь, а самому стыдно, что ты не там.
«СП»: — А был какой-то конкретный момент, после которого ты принял окончательное решение?
Кострома: — Когда Донбасс начали конкретно давить. Пока Славянск держался, еще ладно, но когда они и Славянск уже взяли и на Донецк пошли, это уже последней каплей было. Хотя и так бы поехал.
«СП»: — Расскажи, как доехал, куда попал?
Кострома: — Добрался я сначала до Шахт. Потом по дороге, которую наши ополченцы полностью контролируют, доехали до Донецка. Там мы сразу попали под аэропорт. Уже на второй день обстреляли. Потом меня забрал Аркан – Аркаша. И попал к нему, то есть конкретно к Стрелкову. Потом была комендантская рота. Сначала просто несли службу: ловили алкоголиков после комендантского часа…
«СП»: — А насколько там с этим строго?
Кострома: — Ну, на улицах бывает, с пивом стоят. Стоят и стоят, главное, чтобы не ползали. Но и то на них все с презрением смотрят: люди в форме, даже обычные жители местные, мол, как же так, все нормальные мужики Родину защищают, а они пиво пьют. Это потом все поменялось, когда Донецк конкретно обстреливать начали, когда выбора не осталось: или ехать в Россию, или где-то прятаться. Или — вступать в ополчение. Вот, когда город начали бомбить, народ массово повалил к нам. Побросали свое пиво и пришли.
Мангуст: — Особенно, когда фосфорными начали обстреливать. Где-то в середине июля.
«СП»: — А по вашим оценкам, кого больше в ополчении: местных или добровольцев?
Кострома: — Местных намного больше! В моем подразделении было пятеро россиян и двадцать мужиков местных. Были и люди с опытом: афганцы, и пацаны молодые, которые до того автомат в руках не держали. По моим оценкам, в ополчении местных где-то процентов 80.
«СП»: — А что это за люди? Что ими движет? Почему они пришли в ополчение, а не уехали в Россию?
Кострома: — Ну, во-первых, большинство — это люди еще советской закалки, с советским образованием. Их воспитывали на любви к Родине. Они Родиной считают Донбасс, а не весь этот запад, Галицию, которая навязывает им язык, который они просто не понимают и не хотят понимать.
«СП»: — То есть они себя не считают украинцами?
Кострома: — Нет. И никогда не считали! Они не желают даже знать всю эту «историю», которую им навязывают, всех этих Мазеп, Бандер. Тем более, что все, кто их долбит – все эти батальоны «Айдар» и прочие – это настоящие последователи Бандеры, настоящие нацисты.
«СП»: — А доводилось лично сталкиваться с представителями Нацгвардии, правосеками? С теми, кто за идею воюет на той стороне?
Кострома: — Правосеков местных видел, которых по городу отлавливали.
«СП»: — Диверсантов?
Кострома: — И диверсантов, и обычных правосеков. А так мы сидели на позициях, а ты же знаешь, как они воюют – засели и издалека фигачат. На юге Донецка, например, мы были на базе «Металлурга». Потом писали, что «террористы захватили базу «Металлурга». Мы ее не захватывали, мы просто туда вошли и все – надо же где-то квартироваться. Потом под Зугрэс нас кинули, там на блокпостах стояли, это под Шахтерском. Потом в Петропавловке, где «Боинг» упал.
Мангуст: — Собирали обломки…
Кострома: — Там до сих пор еще трупы ненайденные валяются. Поля-то заминированы, до них просто не добраться. На три-четыре деревни разбросало этот самолет, так что его обломки будут еще находить и находить.
«СП»: — А эти правосеки, которых ты видел, они сами не донецкие?
Кострома: — Конечно.
«СП»: — А есть донецкие, которые воюют с той стороны?
Кострома: — Утверждать не буду. Мы их не видели.
Мангуст: — Приезжих, да. Я когда в Донецк приехал в самом начале июня, там тоже бегали всякие по городу. И обдолбанные…
Кострома: — Один попал к нам на подвал, так его только через пять дней трясти начало, «отходняк» пошел. Их там специально чем-то пичкают, они в бой идут, как зомби просто.
Мангуст: — Прямо на пулемет в открытую. Это потом мы узнали, что у каждого правосека с собой небольшая бутылка минеральной воды, поллитровая «минералка», которую пить-то как раз и опасно. На самом деле там какой-то химикат…
«СП»: — А что оставило самые глубокие впечатления, что сразу запомнилось?
Кострома: — Самое запоминающееся – это то, что снаряды мимо пролетают, буквально в нескольких метрах.
Грады мы слышим сразу, у нас есть несколько секунд, чтобы спрятаться, в окоп прыгнуть. А самое опасное и запоминающееся – это мины. Они просто ложатся в нескольких метрах от тебя. Я так один раз вылез погреться на солнышке, бах за спиной, хорошо, что осколком не попало. Мимо нас снаряды пролетали, в дома, в коровники попадали. Мины-то не слышно…
Мангуст: — А у меня много запоминающихся вещей. Например, если говорить о ненависти, которая у меня возникла ко всем этим нацгвардейцам и прочим остальным, это было на второй день, как мы приехали в Донецк. Просто мы приехали ночью, а утром нас попросили помочь загрузить автобус с беженцами. И вечером нам сказали, что автобус расстреляли на подъезде к изваринскому блокпосту…Злоба была очень страшная, потому что там ехали одни бабы и дети – их целенаправленно и расстреливали.
«СП»: — А на пленных нацгвардейцах злобу не вымещали?
Мангуст: — Ну… какая злоба… как говорится, ничего лишнего. Просто взяли и…ну, побили мы его…не так, как они с нашими.
«СП»: — А с солдатами ВСУ что делаете?
Мангуст: — Не трогаем. Матери за ними, бывает, приезжают.
Кострома: — Или меняем на наших. Но, во всяком случае, как они к нашим относятся – такого нету. Все в рамках закона.
Мы вот сначала в основном ловили наркоманов, алкоголиков после комендантского часу. Потом их отпускали, конечно, ну… поработают немного… комендантский час, война идет – они не понимают. Мародеров тоже ловим.
«СП»: — Много мародеров?
Кострома: — Да не особо. Есть просто такой контингент, я не знаю, может, люди с уголовным прошлым, которые надевают повязки и под прикрытием ДНР могут магазин ограбить или машину отжать. Но мы когда выходим на патруль по городу, у нас есть ориентировки – там такая-то машина, где-то ее видели. Стрелять на поражение сразу. С мародерами там не церемонятся. Хоть ты рядовой боец, хоть ты командир.
«СП»: — Мародеры местные?
Мангуст: — Да, но есть и залетные. Такие, кто приезжает специально, чтоб поживиться…
«СП»: — А отношение местных жителей к добровольцам какое?
Кострома: — Отличное. И кормили нас, и даже бывает, стоим на посту, нам бабушки несут всякие выпечки, мужики сигареты блоками – ну, не мужики, а уже пожилые, чуть ли не последнее отдают…
Мангуст: — Сначала и выпивку так же приносили. Но мы им сразу говорим: нам нельзя. Или вылейте или обратно заберите. Дома выпейте за нас.
Кострома: — А нам реально последнее несут. Даже когда пенсий не платили, или платили с задержкой. Ты отказываешься, а они: давайте, ребята, когда вы их погоните?! Да, война надоела всем, но и сдаваться никто не собирается…
«СП»: — А местные жители чего хотят? Присоединиться к России или стать отдельным государством?
Кострома: — У них нет каких-то таких геополитических планов. Ну, кто-то хочет туда, кто-то сюда, но в основном они хотят просто отстоять свою землю. Просто не хотят видеть всех этих олигархов, которые присылают им фашистские батальоны, быть сырьевым придатком и свалкой. Героев их знать не хотят…
«СП»: — А ополченцы что думают? Освободить Новороссию? Гнать до Киева или до Львова?
Кострома: — У ополченцев все по-разному. Кто-то до такой степени ненавистью проникся, когда они видят, как детей их убивают, дома их разрушают, что говорят, вот до самого Львова их погоним, а там видно будет. Но это лишь некоторые…
«СП»: — То есть таких настроений, что надо освободить от бандеровцев всю Украину, нет?
Мангуст: — Нет, стопроцентно тебе говорю! Они, даже если в Россию не войдут, в Украине не останутся…
Кострома: — Вопрос о вхождении в Россию будут верхи решать. Если даже верхи договорятся, чтобы быть какой-то областью Украины, просто мужики из окопов поднимутся. Любого руководителя, кем бы они ни был, они просто скинут. Просто возьмут в руки оружие, а оружие и так на руках. Они не хотят быть Украиной и точка!
«СП»: — К вопросу об оружии… откуда оно в основном?
Кострома: — Со складов. Во-первых, все склады, все воинские части, которые там дислоцировались, были заняты. Потом там еще схроны были на случай третьей мировой. Об этом статья даже была в «Столетии». Ну, или трофейное. У них-то духу боевого нет. Их бьют, а оружие отжимают. Насчет пресловутой техники из России я лично ничего не знаю. Может, какая-то помощь и есть. Но не глобального масштаба.
«СП»: — А после начала перемирия, много ли народу из наших добровольцев вернулись в Россию?
Кострома: — Ну, я вот вернулся, а сейчас обратно еду. Есть и такие, которые повоевали, что называется, для галочки: вот типа я был на войне. Ну, а потом у многих же здесь дела свои. Многие вот так вот бросили здесь все и поехали хоть какую-то лепту внести…
Мангуст: — И что самое интересное, никто их не осуждает.
Кострома: — Вот мы, когда поехали в отпуск сюда, стояли на вокзале в Ростове. Там ребята идут с рюкзаками: а вы тоже туда? Я говорю: нет, мы оттуда, в отпуск. Они интересуются, спрашивают, как проехать, как дороги там? Туда-сюда идет поток постоянный. Кто-то оттуда едет в отпуск, кто-то, как я, назад возвращается, есть много, которые вообще в первый раз едут… кто на месяц, кто на подольше… У меня многие друзья спрашивают, как туда пробраться, мол, может, через пару недель мы тоже поедем…
«СП»: — А в отпуска как отпускают?
Кострома: — Ну, ты послужи какое-то время…
«СП»: — То есть четкого регламента не существует?
Кострома: — Нет, ну ты отслужи хотя бы месяца полтора-два и езжай. А дальше, как хочешь, если дела здесь – оставайся. Хочешь – возвращайся.
«СП»: — А среди наших добровольцев есть такие, которые приезжают насовсем, чтобы получить гражданство ДНР, остаться на службе после войны?
Кострома: — И такие есть. Всякие. Люди везде разные…
«СП»: — А сам не думаешь? Не было мысли остаться, когда настанет мир?
Кострома: — Если настанет прочный мир, если Донбасс будет свободным, если действительно будет народная республика без олигархов, без коррупции, возможно, останусь и буду дальше служить в армии ДНР. Туда ведь можно и семью перевести. Если мы там будем востребованы, если народ скажет, что мы нужны, то естественно, мы останемся. Думаю, многие люди, кому хочется народной демократии, захотят приехать.
«СП»: — А добровольцы из России они кто в основном? Ну, классовый состав, возраст…
Кострома: — Много кто. Молодежи много, пенсионеры даже есть. Возраст тут значения не имеет, хотя, конечно, больше молодежи.
«СП»: — А среди молодежи больше каких-то политических активистов, то есть реально идейных или обычных обывателей?
Кострома: — Да больше, конечно, обычных мужиков, которые, увидев, что там творится, вместо того, чтобы, сидя на кухне со стаканом, критиковать, взяли, плюнули и поехали. Но есть и политические, но мало. Но такого, чтобы формировались какие-то партийные отряды…хотя, ты же сам знаешь, что, например, у «Другой России», есть подразделение в Луганске… сейчас будет в Донецке формироваться. Вроде, у РНЕ был свой взвод…
«СП»: — А местные политические деятели-антимайдановцы, там, КПУшники, регионалы… они воюют?
Кострома: — Я таких не видел. Скорее всего, где-то в личных качествах кто-то есть. Но не все же афишируют политические убеждения или партийную принадлежность. Там всем плевать на твои политические пристрастия. Они просто защищают страну все вместе. Там у кого-то монархические взгляды, у кого-то коммунистические, кто-то левый, кто-то правый… Это фронт, и все в одном окопе. Батюшка там с иконой, коммунист с красным флагом, националист с имперкой – все поднялись против общего врага. Сейчас идет становление государства, его борьба за выживание — там пока не до партий.
«СП»: — А каков он образ врага? Это кто? Фашисты, бандеровцы или в целом украинцы?
Мангуст: — Образа как такового нет. Враг – это тот, кто воюет против нас с оружием в руках.
Кострома: — Да, те, кто пришел на донецкую землю. Понятно, что там все эти батальоны, они сформированы из националистов. А донецкие не любят националистов, ненавидят их.
Мангуст: — А айдаровцы так и вовсе из уголовников. Те, которые только и умеют воевать с безоружным, беззащитным населением. Им дали свободу и отправили на фронт. Типа мы тебе простим все грехи, на автомат – иди, воюй!
Кострома: — Люди просто хотят быть в лоне нашей русской культуры. Тут две линии фронта столкнулись: Запад и Восток! Вот так они это видят.
Дмитрий Родионов
Источник: svpressa.ru
