Интерес британских художников к гражданской войне в Испании лег в основу впечатляющей выставки в одной из британских галерей.
Когда нацистские офицеры обнаружили в студии у Пикассо картину «Герника», они спросили: «Это ваша работа?», художник произнес приписываемую ему известную фразу: «Нет, это сделали вы».
Почему гражданская война в Испании больше чем другие конфликты глобального масштаба, происходившие в 1914 — 1918 годы или же с 1939 по 1945 годы, настолько вдохновила и политизировала целое поколение художников и поэтов? Решив стать водителем машины скорой помощи машины в Испанской Республике в 1937 году, У.Х. Оден (Wystan Hugh Auden, один из величайших поэтов 20 века, — прим. перев.) писал: «Мне настолько не нравится повседневная политическая деятельность, что я не хочу ею заниматься, но есть кое-что, что я мог бы делать не как поэт, а как гражданин, и поскольку у меня нет иждивенцев, я чувствую, что должен идти и делать; и очень надеюсь, что там не очень много сюрреалистов».
Оказалось, что сюрреалисты в Испании были: сюрреализм с его крайне развитым воображением и мощным психическим воздействием был для художников, пожалуй, самым лучшим способом самовыражения, позволявшим реагировать на кошмары тоталитаризма и ужасные методы ведения современной войны. Разумеется, это лишь один из выводов, который позволяет сделать новая самобытная и захватывающая экспозиция «Совесть и Конфликт: британские художники и гражданская война в Испании» (Conscience and Conflict: British Artists and the Spanish Civil War), которая открылась в галерее Pallant House.
Огромная композиция Джулиана Тревельяна (Julian Trevelyan’s) под названием «Голова лошади» (Horse’s Head) из раскрашенного папье-маше, венчавшая платформу на колесах, с которой сюрреалисты участвовали в шествии в честь 1 мая в 1938 году, с ухмылкой взирает на полотно «Месса в Памплоне» (Mass at Pamplona) Андре Массона (André Masson), на котором епископ Памплоны, пообещавший отпустить грехи каждому, кто убьет марксиста, изображен в виде осла, предлагающего украшенные свастикой причастные облатки. Устремленная ввысь скульптура МакУильяма (FE McWilliam) из липового дерева «Длинная рука» (The Long Arm) по настроению перекликается с графической работой Жоана Миро (Joan Miró), на которой изображен каталонский крестьянин, сжимающий кулак в традиционном приветствии лоялистов (сторонников народного фронта, — прим. перев.). А исполненная тревоги и напряжения заостренная бронзовая композиция Генри Мура (Henry Moore) «Три точки» (Three Points) своей центральной фигурой напоминает ключевые конические фигуры лошади и женщины, изображенные на переднем плане «Герники».
Из-за огромного количества писателей, участвовавших в той войне в Испании, Стивен Спендер (Stephen Spender) назвал ее «войной поэтов», при этом об участии в войне британских художников известно гораздо меньше. Экспозиция в галерее Pallant House начинается с выставленных рядом фотографии поэта и студента Джона Корнфилда (John Cornfield), убитого в 1936 году в день своего 21 дня рождения и автопортрета художницы-коммунистки и лесбиянки Фелишии Браун (Felicia Browne), которая стала первой из британских добровольцев, погибших в Испании. После ее гибели яркие и полные жизни эскизы, изображавшие каталонских крестьян, были извлечены из ее окровавленной сумки и выставлены в Лондоне, где они вызвали широкую поддержку в адрес республиканцев.
Британский художники, приехавшие на войну в Испанию, были разными — среди них была 16 летняя Урсула МакКэннел (Ursula McCannell), картины которой, изображавшие беженцев — «Семья нищих» (Family of Beggars), «Семья, спасающаяся бегством» (Fleeing Family), написанные в меланхоличной манере под влиянием работ голубого периода в творчестве Пикассо, вызвали в Лондоне сенсацию. Был там и мастер по изготовлению эстампов Стенли Хэйтер (Stanley William Hayter), которого республиканское правительство пригласило поработать в Барселоне и Мадриде. Его монументальное произведение в пронзительно розовых тонах «Пейзаж, пожирающий людей» (Paysage Anthropophage — Man-eating Landscape), написанное в 1937 году, предвосхитило некоторые элементы «Герники» (Пикассо регулярно бывал в мастерской Хэйтера «Студия 17»).
К не менее впечатляющим следует отнести и работы Джона Армстронга (John Armstrong), в которых показаны резкие вымышленные образы разрухи, запустения и одиночества. Он никогда не был в Испании, но с помощью сдержанных тонов темперы и современных модернистские мотивов он невероятным образом воскресил в памяти разрушенные под бомбежками дома, освещенные огненными всполохами. Клочки бумаги, символизирующие человеческие тела, пролетают по полотну «Пустая улица» (The Empty Street), повторяя образ, когда-то показанный в фильме «Берлин — Симфония большого города» (Berlin: Symphony of a Great City). Разрушенные крыши домов зияют под хрустально чистыми небесами, а пыльные просторы в «Рассвете» (Sunrise) и «Дырявом рубище» (название взято из шекспировского «Короля Лир») напоминают работы Джорджио де Кирико (Giorgio de Chirico), в которых неподвижность и безмолвие сочетаются с прозрачностью и таинственностью.
Эти работы из частных коллекций, которые зритель никогда не видел, выставлены в галерее Pallant House рядом с всемирно известными произведениями, в том числе «Плачущей женщиной» (Weeping Woman) Пикассо и свинцовым «Шлемом» (Helmet) Генри Мура. Идея последнего взята из представленной на выставке серии рисунков «Испанский узник» (Spanish Prisoner), написанных мелом, карандашом и углем. На них изображены лица, смотрящие через колючую проволоку и символизирующие опасность, средства защиты и защищенность.
И хотя эта выставка оказывает на зрителя не совсем правильное влияние, подвергая сомнению или опровергая предвзятые мнения об отстраненности британцев путем изучения согласованности и ассоциаций — например, предметы с зазубренными и рваными краями на картинах «Зона бедствия» (Distressed Area) и «Тиранополис» (Tyrannopolis) Мерлина Эванса (Merlyn Evans) сопоставляются с «Плачущей женщиной», — она позволяет привлечь внимание большинства и оценить, насколько сложным и многоплановым было восприятие британцами этой войны. В картине «Предчувствие» (Premonition, 1937), на которой Лондон изображен в виде руин под пылающим небом, Уолтер Несслер (Walter Nessler) представляет трагедию в Испании как костюмированную репетицию более масштабной войны в Европе. В самом начале враждебных столкновений в Испании Эдвард Бурра (Edward Burra) писал: «это было ужасно: забастовки, горящие церкви, и затаенная ненависть повсюду» — все это возникло как следствие невежества и противоречивых политических взглядов. В картине «Медуза» («Medusa») над зоной бедствия и разрухи возвышается нечто сюрреалистическое и нездоровое. А на картине «Наблюдатель» («The Watcher») изображена зловещая фигура в красном напротив другой жуткой фигуры в кардинальской шапке, которая держит копье с зазубринами. Кто из них агрессор, а кто защитник?
Одной из величайших работ можно считать загадочную мозаику из башен, знамен и всадников, созданную Уиндемом Льюисом (Wyndham Lewis) до начала 1934 года и первоначально названную «Осада Барселоны» (The Siege of Barcelona). Раскрывающееся великолепие из украшенных драгоценными камнями деталей — от гравированного бордюра стального оттенка на переднем плане с изображением солдат, напоминающего «Сдачу Бреды» (The Surrender of Breda) Веласкеса, до крошечного повешенного человека и автопортрета с мольбертом в окне центральной башни — представляет собой в тщательно проработанную композицию. Она может означать аллегорию установления порядка либо архаичное представление реалий, существующих одновременно и разобранных на элементы. Как бы то ни было, эта картина, как и стихотворение Одена «Испания» (Spain), раскрывает величие истории Испании, на фоне которой происходила война 20 века.
После того, как в 1939 году Барселону оккупировали нацисты, Льюис, который вовсе не был сторонником коммунизма, изменил название картины на «Сдачу Барселоны», сокрушаясь, что «увы! каталонское солнце распалило кровь людскую. А поскольку Барселона сдается, и над нею реет штандарт фалангистов, мы видим, что это конец — и среди прочего пришел конец и живописи». Предположительно он имел в виду, что при Франко в Испании никогда больше не появятся радикалы вроде Пикассо или Миро.
Это было правдой, но была и другая правда посерьезнее. Во-первых, историю здесь вершили не победители: как писал Эрик Хобсбаум (Eric Hobsbawm), «При закреплении в памяти человечества событий гражданской войны в Испании перо, кисть и фотоаппарат, которые использовались от имени побежденных, оказались сильнее, чем меч и власть победителей».
Во-вторых, как прекрасно показывает эта впечатляющая выставка, искусство и литература времен гражданской войны в Испании, которые радовали слух и глаз на протяжении нескольких десятилетий, демонстрируют ту свободу, которая может существовать одновременно с чувством поражения и, видимо, благодаря ему выражалась острее и ярче. Как утверждал Камю, «Именно в Испании люди поняли, что можно быть правым и при этом побежденным, что физической силой можно победить силу духа, и бывают времена, когда сама по себе храбрость не является заслугой. Именно этим можно объяснить, почему так много людей в мире воспринимают испанскую трагедию как личную».
Источник: inosmi.ru
