Кризис в экономике, падение уровня жизни, рост безработицы, — традиционно эти факторы приводят к популярности левых сил. Готова ли российская оппозиция воспользоваться возможностью и вдохновить общество на «красный» протест?
Судя по результатам последних соцоросов, социальное самочувствие россиян ухудшается. На первый план среди проблем выходит рост цен. Последний опрос «Левада-центра» на тему «Контрсанкции: проблемы и последствия», показывает, что количество людей, положительно оценивающих запрет на ввоз большого количества продуктов питания из стран ЕС и США в Россию «определенно положительно» снизилось с 36 до 29%, а количество тех, кто оценивает запрет «скорее отрицательно» увеличилось с 8 до 13%. На вопрос «Согласны ли вы, что уже в ближайшем будущем начнется снижение уровня жизни российского населения, сокращение доходов, рост цен?» «определенно согласен» ответили 16% опрошенных, а еще 45% — «скорее согласен». Если в июле 2014 года на вопрос о том, приведет ли присоединение Крыма и помощь Донбассу со стороны России к экономическому кризису, утвердительно отвечали 45% опрошенных, то теперь таких уже 56%.
На этом фоне нарастает протестная активность. 30 ноября в Москве пройдет очередной митинг врачей, выступающих против столичной реформы здравоохранения, которая предусматривает масштабные сокращения.
Собеседники Znak.com, близкие к администрации президента, в последние дни сравнивают складывающуюся ситуацию с той, что возникла после решения о монетизации льгот в 2004-2005 годах. Тогда действия власти спровоцировали относительно крупные протестные митинги, с которыми боролись зеркальным методом: сгоняли студентов и бюджетников на митинги в поддержку курса Кремля.
Сегодня у Кремля есть и более изысканные методы противостояния социальному протесту.
Разделяй и властвуй
Политтехнологи, работавшие с администрацией президента в нулевые, вспоминают, что обычно крайне успешной оказывалась тактика раскола потенциальных игроков. Так, к примеру, во время митингов по монетизации льгот, не короткое время внимание администрации привлек «Левый фронт» Сергея Удальцова, критиковавший КПРФ, что было крайне выгодно власти. Собеседники издания утверждают, что главным образом администрация оказывала «Левому фронту» не финансовую, а информационную поддержку. Однако вскоре разочаровалась в организации: на альтернативу партии Геннадия Зюганова в понимании администрации ЛФ не тянул.
Основные усилия администрации были направлены на борьбу с КПРФ: помня о 90-х, Кремль боялся, что социальный протест принесет успех этой партии, поэтому периодически в КПРФ возникали бунты региональных первых секретарей. Они не обязательно провоцировались Кремлем, но нередко получали внушительную информационную поддержку, вспоминают собеседники издания.
В 2000-е Кремль успешно боролся с КПРФ при помощи проекта «Родина». Но потом тот вышел из-под контроля
Параллельно дробить левый электорат Кремлю помогала партия «Родина», набравшая на выборах в Госдуму 2003 года чуть более 9%. Дмитрий Рогозин показывал себя достойным конкурентом Геннадия Зюганова, проповедуя национализм, контроль за природными ресурсами, увеличение влияния государства в экономике. Собеседники издания, близкие к тогдашней администрации, говорят, что именно противостояние КПРФ и «Родины» стало главной ставкой Кремля – более мелкие проекты его уже практически не интересовали.
«Рогозин был “то, что надо”. Но потом на волне успехов он вышел из-под контроля, потерял договороспособность… Вы помните, чем это закончилось в 2006 году (снятием с региональных выборов, уходом из партии Рогозина и последующим слиянием с «Партией Жизни» и «Российской партией пенсионеров» в «Справедливую Россию» — Znak.com), – отмечает один из собеседников издания. Этот же собеседник крайне зло говорит о том, чем в это время занимался «Левый фронт»: участием за деньги в пикетах, в том числе, выгодных коммерческим организациям.
Новым проектом, который должен был разделить левый протестный электорат на две части? стала «Справедливая Россия» Сергея Миронова, пытавшаяся взять на вооружение имидж «европейских левых».
«С середины нулевых левые перестали рассматриваться Кремлем, как что-то серьезное. Была, правда, идея, что России нужна нормальная левая партия, без портретов Сталина на флагах, как у КПРФ. То есть, нужны «коммунисты с евроремонтом», но увы, желающих на эту роль все не находилось. Что касается молодых левых радикалов, то политически их не опасались, и ими занимались в основном силовики, противодействующие экстремизму», – вспоминает один из бывших сотрудников администрации.
«Если говорить о реакциях Кремля на левые вызовы, то в чем-то ему было сложнее, чем с националистами, в чем-то – явно проще. Сложнее – в том, что националисты все же в массе своей всегда были инфицированы подвержены лоялизму, «государственничеству». Среди ультраправых была неистребима вера в то, что они смогут пронизать своими агентами влияния все госкабинеты, отделения милиции, и постепенно «возьмут власть изнутри», а «тайные сторонники во власти» помогут им. Левые (за исключением КПРФ, о ней вообще говорить бессмысленно) были чужды этих заблуждений и привязанностей. В этом смысле с ними сложнее было находить точки контакта, сложнее было заманить их к черному ходу на Старой площади», — рассказывает собеседник Znak.com.
Марши левых проходят экспрессивно, но собирают куда меньше участников, чем шествия националистов
«В то же время, радикальных левых в России никогда не было много. Ну, простой пример: ежегодные акции объединенных левых («Антикапитализм-2002», «Антикапитализм-2003» и т.д.) собирали и собирают несколько сотен человек, а «Русские марши» — несколько тысяч. Самой многочисленной организацией, претендующей на хоть какую-то массовость на левом фланге, была партия Лимонова (позднее запрещенная решением суда — прим. Znak.com), но ее левой можно было назвать очень-очень условно. То есть, как это ни парадоксально, текущая ситуация могла быть сколь угодно благоприятна для левых (монетизация льгот, кризис 2008 года), но левые так ни разу не сумели этим воспользоваться, не сумели конвертировать социальную напряженность в обществе в свои политические успехи. Тут даже и Кремль как-то особо не обвинишь, тут дело в организационной и идеологической неадекватности самих левых вожаков. Ну о чем говорить, если среди них самый талантливый — это Сережа Удальцов?…», — пожимает плечами источник.
Кремль и силовики на акции левых предпочитали реагировать репрессиями разной степени жесткости, вспоминает он: «Считалось, что Удальцов, РКСМ(б) и всякие анархистские группы — это недоговороспообные и малочисленные придурки». Поэтому удальцовский «Авангард Красной молодежи» и прочих леворадикалов били и прессовали. «К НБП отношение было уже гораздо серьезнее, но это отдельная тема. Партия в глазах Суркова была чем-то мерзким и непонятным, гибрид либерального, левого и «фашистского» зверей, российское продолжение украинской «Поры», и в борьбе против нее все средства были хороши, самая тяжелая артиллерия годилась — вплоть до тяжких статей УК, уличной войны, нападений на офисы», — вспоминает бывший нацбол, журналист Роман Попков. Сам он сейчас сотрудничает с «Открытой Россией» Михаила Ходорковского, который в последнее время неоднократно признавался в своей симпатии к левым взглядам и еще несколько лет назад предрек «левый поворот» российской политике.
Попков отмечает, что единственная левая (условно левая) группа, сумевшая грамотно отыграть ситуацию социального негатива — это НБП во время монетизации льгот, когда она вовремя заявила о враждебной позиции к реформам Зурабова, вовремя повела ряд сверхгромких акций, сумела в регионах влиться в начале 2005 года в «ситцевую революцию».
К выборам 2011 года «Справедливая Россия» тоже на время вышла из-под контроля и радикализовалась. В итоге на протестных митингах 2011-2012 года левую и леволиберальную риторику можно было слышать от представителей различных организаций: Сергея Удальцова из «Левого фронта», депутатов Госдумы от «Справедливой России», небольших групп анархистов и антифашистов (ярким представителем антифашистов является осужденный по «болотному делу» Алексей Гаскаров).
Все это время особняком держалась НБП Эдуарда Лимонова, со временем запрещенная и переименовавшаяся в «Другую Россию». В нулевые годы эта организация проводила, наверное, самые яркие акции прямого действия – например, символический захват зданий, однако еще во время организации первых митингов Лимонов поссорился с организаторами мероприятия на Болотной площади за то, что они согласились перенести митинг с площади Революции и в больших протестах участия не принимал.
В ожидании субъектного фактора
С 2012 году серьезный удар получил «Левый фронт». Расследования «болотного дела» показало, что Удальцов брал деньги сомнительного происхождения у грузинского политика Гиви Таргамадзе, обещая потратить их на революцию, чего, впрочем, не сделал. Летом 2014 года Удальцова приговорили к 4,5 годам лишения свободы, суд посчитал его и его соратника Леонида Развозжаева виновными в организации беспорядков на «Болотной площади» 6 мая 2012 года.
Алексея Гаскарова также обвинили по «болотному делу» за применение насилия к сотрудникам полиции (он своей вины не признает) и осудили на 3 года 6 месяцев колонии.
Внешняя политика в 2014 году привела к очередному серьезному расколу на левом фланге. Бывшая НБП поддержала присоединение Крыма и помощь Донбассу, равно как и КПРФ и «Справедливая Россия». СР вообще с 2013 года начала возвращение в орбиту администрации и запретила членам партии участвовать в выборах в Координационный совет оппозиции (за это из партии были исключены Геннадий и Дмитрий Гудковы).
«Левый фронт» по этому вопросу разделился: Удальцов поддержал присоединение Крыма и Донбасса, а вот депутат от «Справедливой России» Илья Пономарев, также состоящий в этой организации, оказался единственным депутатом Госдумы, голосовавшим против по «крымскому вопросу».
Независимые профсоюзы — не постоянный, но важный игрок левого поля
Наконец, на левом фланге есть еще один игрок, однако пока ситуативный. Речь идет о независимых профсоюзах, которые периодически привлекают общественное внимание в острых ситуациях. Так, после аварии в московском метро независимый профсоюз метрополитена заявил о неадекватном содержании столичной подземки, после катастрофы во Внуково авиадиспетчеры привлекли внимание к сокращениям. Есть и громкие истории единичного противостояния: так, к примеру, еще в нулевые рабочие завода Ford неоднократно проводили «итальянскую забастовку», требуя повышения зарплаты.
Что Кремль будет делать теперь? Собеседники издания, близкие к администрации, обращают внимание на две тенденции.
«Решения нынешней администрации, как правило, основаны на соцопросах и на институциональном понимании политики. Ворчание на кухнях – это не институциональная политика, важно ведь, за кого люди пойдут голосовать. А значимых новых игроков тут не видно; в регионах, где протестные левые настроения особенно сильны, в ход могут пойти партии-спойлеры, размывающие электорат КПРФ. Если же говорить о массовых протестах, то будут разбираться в каждом конкретном случае: ведь никакой волны пока нет. Решения не будут приниматься на основе паники в Facebook», — говорит собеседник издания, близкий к администрации.
Ему вторит и другой собеседник: «Никакого специального «нового левого проекта», который мог бы аккумулировать протесты, создавать не будут. Если появятся «европейские левые» и покажут хороший результат, они могут найти понимание. С радикалами-революционерами же дела никто иметь не будет», — вторит ему другой собеседник.
Расследование «болотного дела» нанесло сокрушительный удар по «Левому фронту»
Генеральный директор Центра политического анализа ТАСС, близкий к Кремлю Павел Данилин перечислил Znak.com основные левые партийные проекты, которые вполне лояльны власти и могу аккумулировать протестный электорат: КПРФ, «Партия пенсионеров», «Справедливая Россия», «Патриоты России», «Родина», КПСС, «Коммунисты России».
«Не стоит забывать, что пенсии людям платит «Единая Россия», и многие это понимают и будут по-прежнему голосовать за нее. В 2005-2006 этот электорат ушел от КПРФ к ЕР, и только после кризиса 2008-2009 начался обратный разворот. Потом переход пошел обратно к ЕР, и он еще не закончен. Ситуация на левом фланге вполне стабильна: если что, информационную поддержку могут дать «Партии пенсионеров» или «Родине», и электорат расколется. Что касается молодых радикалов – мне кажется, тут показательной является история Сергея Удальцова. Что касается массовых социальных протестов, я их не ожидаю: люди все понимают», — сказал Данилин.
«Левый сегмент протестного движения в самом тяжелом положении — оно значительно хуже, чем даже у националистов, которые тоже переживают раскол из-за Украины, — говорит Роман Попков. — Украина обнажила серьезное генетическое заболевание российского левого движения — это не левый характер значительной его части. Огромное количество левых сперва осудило Майдан, а потом начало активно поддерживать мракобесные политические образования на востоке Украины — и это роковой диагноз. Российскому леваку запросто может оказаться по пути со Стрелковым, у которого в голове «царь» и козни мировой закулисы. Левые на демонстрации 7 ноября подняли флаг ДНР с двуглавым орлом, державой и прочей монархической атрибутикой. Это Кафка, это безумие, и это глубокая могила российского левого движения», — считает журналист.
Среди сил, которые могут попробовать начать с нуля и попытаться перезапустить левый проект в РФ, он называет «Левое социалистическое действие» («там масса фриков, но они хотя бы не садятся на «колорадского жука»»), а также на отколовшуюся от «Другой России» «Национал-большевистскую платформу» — она уже прославилась попытками провести марш за федерализацию Сибири, а сейчас вместе в лево-националистической группировкой «Народная воля» эти нацболы пытаются создать «Национал-революционный фронт». Может получиться интересный синтез гражданского национализма и левых идей, считает Попков. «Эти ребята не являются этатистами. Для ни государство (тем более в нынешнем виде) вообще не является ценностью», — говорит он, отмечая, что внешняя ситуация для левых становится все более благоприятной.
Депутат Госдумы от «Справедливой России» Илья Пономарев также считает, что не все потеряно, однако, для того, чтобы грамотно воспользоваться протестными настроениями и перетянуть симпатии общества на свою сторону, левым придется многое изменить и в самих себе, и вокруг себя.
Власть использует левые лозунги, но проводит ультралиберальную экономическую и социальную политику, сетует Илья Пономарев
«Запрос на левую повестку есть, потому что правительство ведет активную ультралиберальную политику, — считает Пономарев. — При этом Кремль использует патерналистскую псевдолевую риторику, проводя неолиберальные реформы. Они, к примеру, говорят о важности доступности медицины, а потом она становится все более платной. Но есть еще один фактор: СМИ, которые могли бы как раз разоблачать власть в этом, обычно являются либеральными по своим взглядам, им нравятся грефовский или кудринский подходы к экономике, а левых СМИ, имеющих федеральное значение, нет. Наконец, еще один фактор – это постоянное стравливание друг с другом разных отрядов оппозиции в политике. Но главное – левые пока не смогли сформулировать собственную программу, которая бы не отпугивала многих людей, и громко заявить о ней. В глазах многих людей левые – это «те, кто хочет в СССР», а это не так», — говорит Пономарев.
«Я, например, говорил недавно с одним политизированным олигархом Михаилом Дмитриевичем, и он считает, что левые –это те, кто за повышение налогов, а правые – кто за понижение. На самом же деле те же левые вполне успешно отстаивают интересы малого бизнеса, пока Госдума вводит все новые налоги», — подчеркивает депутат. Он отмечает, что раскол по украинскому вопросу коснулся не только левых, но и либералов, и националистов, и власть это разобщение поощряет. Наиболее дееспособной структурой на левом фланге Пономарев называет профсоюзы. «Да, они будут договариваться с властью – но, в принципе, в этом и есть их задача. Мне внушает большие надежды, что левым взглядам симпатизирует Михаил Ходорковский», — отмечает Пономарев.
Глава Политической экспертной группы Константин Калачев отмечает, что власть не столько переживает за протестные настроения, сколько за протестные действия.
Нынешние руководители государства учились по Ленину. Тот хорошо знал, как делаются революции. Значит, чтобы революций не было, надо все делать наоборот
«Протестные действия требуют вожаков. Вот с ними и будут разбираться по-всякому. Неоформленное недовольство не страшно, — считает он. — Страшно недовольство организованное и структурированное, имеющее план действий. Значит, надо абсорбировать, изолировать, убедить, купить или напугать тех, кто может этот процесс возглавить. Субъективным условием, превращающим революционную ситуацию в революцию, является способность революционных классов к массовым действиям, достаточно сильным, чтобы сломить старое правительство. Согласно В. И. Ленину, наличие рабочей партии, вооруженной революционной теорией, которая возглавила бы массы и довела революцию до победного конца, является субъективной предпосылкой. Азбука марксизма-ленинизма: революционная ситуация отличается нарастающим динамизмом. В своём развитии она проходит ряд стадий, начиная с явных признаков массового брожения и кончая общенациональным кризисом, перерастающим в революцию. Чем выше стадия революционной ситуации, тем бо́льшую роль в её дальнейшем развитии приобретает зрелость субъективного фактора, т. е. способность и готовность революционных классов осуществить назревшие преобразования, свергнуть власть господствующего класса, наличие опытной революционной партии, осуществляющей правильное стратегическое и тактическое руководство. В период общенационального кризиса роль субъективного фактора становится решающей. По этой «азбуке» учились и наши нынешние руководители. Потому дробить леваков и прессовать, прессовать и дробить. Кого-то — инкорпорировать», — поясняет Калачев стратегию Кремля.
Если бы выборы были в России способом смены власти, изменения в общественных настроениях могли бы сказаться на электоральной ситуации, говорит политконсультант Глеб Кузнецов, но в России выборы — это лишь способ демонстрации того, что общество у нас не архаичное, а модернистское.
«Для власти опасен не социальный протест, а то что она не умеет и не хочет учиться с ним работать, — считает Кузнецов. — Власть как бы создает два общества — общество мероприятий ОНФ, тщательно отобранное, понимающее свои рамки, ограничения и так далее. Это общество общественных палат, общественных советов, проверенных грантополучателей. А есть реальное общество, у которого меняется повестка дня, которое сегодня хочет про экономику, завтра про ЖКХ, послезавтра про медицину и школы. Хочет просто спросить. Хочет разговора. Но власть не чувствует себя комфортно в таком разговоре. А управленческий комфорт — это главный фетиш власти. И вот идут инициативы по очередному отказу от выборов, по очередным ограничениям на СМИ и интернет. Власть стремится максимизировать зону комфорта не обретением знаний и умений по ведению общественного диалога, а ограничением «зон дискомфорта». Однако, это все работает только, если параллельно увеличивается зона комфорта общества — растет благосостояние, расширяются жизненные шансы и способы самореализации активной его части. Этого сейчас нет и в помине. Вот здесь и возникает пространство рисков», — заключает Кузнецов.
Екатерина Винокурова
Источник: og.ru
