Субботний монолог Михаила Лесина в «Новой газете» выглядел как демонстрация готовности отступить, а тут еще Александр Плющев ушел в отпуск за свой счет, а на вторник назначена встреча коллектива «Эха» с тем же Лесиным — на таком фоне объявленное заседание совета директоров станции (состоится в пятницу) выглядит не так зловеще. Может быть, все обойдется, и если обойдется и если «Эхо» останется «Эхом» с главным редактором Венедиктовым, то это будет такая победа свободы слова, которой все будут рады и о которой вообще неинтересно говорить. «Этот позвонил этому, тот перезвонил тому, отстояли, победили». Но это если отстоят.
Интереснее будет, если не отстоят. Если на месте Венедиктова в пятницу окажется жизнерадостный медиаменеджер с незапоминающимся лицом и фамилией и если в эфир сначала не выйдет Латынина, потом Пархоменко, а потом и вовсе станция станет музыкально-развлекательной и ориентированной на молодую успешную аудиторию. То есть если из нынешнего устройства российских медиа будет изъята радиостанция «Эхо Москвы» в ее нынешнем виде.
Рассуждая на эту тему, стоит избегать словосочетания «свобода слова»; свободы слова в России давно нет, свобода слова в России ограничена даже законодательно (статья 282 УК, запрет на обсуждение перспектив распада страны, запрет на ревизию официальной точки зрения на Вторую мировую войну и т.п.), не говоря о множестве полуофициальных запретов, на один из которых напоролся ведущий «Эха» Плющев со своим твитом — по факту в России давно действует жесткое табу на обсуждение семейной и «личной» жизни высших чиновников, в случае с Плющевым доведенное до абсурда. Погибший в ОАЭ Александр Иванов, о котором писал Плющев, во всех спорах по его поводу фигурирует не как состоявшийся банкир, самостоятельный топ-менеджер или хотя бы фигурант давнего уголовного дела о ДТП, нет, — для всех покойный остается только «сыном главы администрации», и именно статус сына делает из него фигуру, не подлежащую посмертной критике. Россия, XXI век. Вы действительно хотите поговорить о свободе слова?
В современной России любое СМИ — это заведомый компромисс, допускающий и звонки из Кремля, и предупреждения Роскомнадзора, и кадровые «черные списки», и много чего еще. Разумеется, «Эхо Москвы» не было исключением, тем более что и сам Алексей Венедиктов всегда бравировал своими дружескими отношениями с государственным топ-менеджментом всех уровней и особыми отношениями с президентом. Эти отношения описываются таким апокрифом: Путин по-настоящему ненавидит только предателей, а врагов уважает, и Венедиктова он с самого начала считал врагом, и такие враги у него на вес золота; однажды Путин публично не без гордости говорил, что «Эхо Москвы» его «поливает поносом», а он ему за это ничего не делает, не закрывает и не запрещает. Принято считать, что именно эти особые отношения позволяют венедиктовскому «Эху» сохранять относительную независимость редакционной политики и не подчиняться тем правилам, по которым взаимодействуют с Кремлем все остальные крупные СМИ.
Редакционная политика «Эха» — это действительно важный феномен российских медиа двадцать первого века. «Эху» удалось превратить в бесспорный профессиональный стандарт очень неочевидное, даже ложное представление об объективности, согласно которому объективное СМИ — это то, которое дает возможность высказаться носителям самых разных политических взглядов. На деле такой стандарт если к чему-то и приводил, то только к тому, что традиционная (ее принято называть либеральной) аудитория «Эха» была вынуждена слушать монологи Максима Шевченко, Александра Проханова или даже его сына Андрея Фефелова (а ведь есть еще всевозможные совместные проекты «Эха» с московской мэрией, Министерством обороны и прочими госструктурами), отдыхая душой только на еженедельных эфирах звезд либеральной публицистики — Альбац час в неделю, Латынина час в неделю, Пархоменко час в неделю и, может быть, раз в месяц в «Особое мнение» позовут Быкова. Те патриотические пикетчики, которые время от времени выходили протестовать к подъезду «Эха», они чем были недовольны, вот теми тремя часами в неделю?
При этом эховского имиджа демократической радиостанции хватило бы еще на годы, даже если бы в эфире вообще остался только один сплошной Андрей Фефелов. Общественная роль «Эха» эфиром не исчерпывалась, и важнее любого эфира или сайта всегда была сама фигура главного редактора радиостанции, который, посещая все существующие кабинеты и заседая во всех существующих общественных советах, всегда мог возвысить свой голос против какой-нибудь вопиющей несправедливости, прежде всего той, которая касалась прав журналистов. Могу судить по личному опыту: когда дело о покушении на мою жизнь в 2010 году окончательно затерялось в кабинетах Следственного комитета, только Венедиктов на каждой очередной встрече с Александром Бастрыкиным или Владимиром Колокольцевым напоминал им о «деле Кашина», больше никто.
Уход Венедиктова с «Эха Москвы» будет значить в том числе, что его место в общественных советах займет очередной фиктивный общественник из бывших милиционеров, способный только поддакивать начальнику, и единственная возможность коммуникации с властью исчезнет. Можно сколько угодно шутить по поводу венедиктовского «вискаря», которым в декабре 2011 года обмывался увод оппозиционного митинга на Болотную, но «вискарь» — это в любом случае мирный вариант, и, если ситуация трехлетней давности еще когда-нибудь повторится, без Венедиктова она обернется арестами активистов и омоновским побоищем на площади (я сейчас не говорю, что это плохо или хорошо, просто надо иметь это в виду).
Для многих журналистов «Эха» уход Венедиктова будет равнозначен разгрому станции и обернется в лучшем случае новой «Медузой», а в более вероятном — полноценной карьерной катастрофой (к этому варианту относится не только перспектива пропасть без работы, но и, например, возможность устроиться в систему ВГТРК; вряд ли работа в пропаганде — это именно то, о чем мечтают журналисты «Эха»). Опыт прошлых разгромов редакций научил нас, что солидарность со страдающими от «непростых решений акционера» коллегами российским журналистам свойственна не очень, но случай «Эха» уникален и тем, что его разгром обязательно повлияет на все редакции, включая те, которые сейчас наблюдают за происходящим вокруг «Эха» с очевидным злорадством.
Особое положение «Эха» влияло на все российское медиапространство. Новые и демонстративно лояльные Кремлю разговорные радиостанции откровенно подражали «Эху», копировали его форматы, строили свое вещание так, чтобы конкурировать с «Эхом» на равных. Без «Эха» эта система координат рухнет. Место «самой независимой» радиостанции займет какая-нибудь другая — одна из тех, которые сейчас напрямую подчиняются кремлевским чиновникам уровня даже не Володина, а сильно ниже. В присутствии «Эха» они должны были сохранять какие-то хотя бы символические приличия, отсутствие «Эха» эти приличия по крайней мере сильно сместит, и верхом свободомыслия на разговорном радио станет теперь робкое «вы не правы», обращенное к тому же Проханову, или слово «сепаратисты» применительно к властям «народных республик» Донбасса. Нарушение системы координат коснется не только радио. До сих пор в умеренно лояльной Кремлю газете можно было, споря о заметке на опасную тему, сослаться на «Эхо» — вот, мол, они говорят об этом второй день, а мы-то чего молчим? Когда ссылаться будет не на что, сложнее станет всем, даже «Комсомольской правде».
Стоит вспомнить, между прочим, как выглядели прокремлевские СМИ в те времена, когда они еще работали в конкурентом поле. ВГТРК времен раннего Добродеева, вынужденная конкурировать со старым НТВ, никогда бы себе не позволила пропагандистского безумия «Вестей недели». «Первый канал» тех же времен в страшном сне не мог представить в своем эфире сюжеты о распятом мальчике или фотошоп с украинским истребителем. «Эксперт» начала нулевых, будучи уже тогда абсолютно пропутинским изданием, был при этом вполне респектабельным деловым еженедельником, который бы никогда не позволил себе вообще ничего из того, чем славен этот журнал теперь. Деградация лояльных СМИ стала необратимой только в последние годы. Попробуйте представить, какие темпы она приобретет, когда исчезнет символическая альтернатива в виде «Эха».
Очевидно, возрастет роль «Новой газеты» — в России без «Эха» только о ней можно будет говорить как об образцовой витрине свободы слова. Это значит, что публикации «Новой» будут читаться с лупой в руках на всех этажах Кремля, и телефон владельца газеты Александра Лебедева вспомнят и те, кому сейчас до него нет никакого дела. Разгром «Эха» коснется всех, и лучше не станет никому.
По мере приближения заседания совета директоров «Эха» слухов о том, что Венедиктов на этот раз удержится, становится все больше. Ключевое, конечно, «на этот раз»; если не получится сейчас, получится когда-нибудь потом. Пока же главный промежуточный итог эховского кризиса — Михаил Лесин дал нам возможность еще раз убедиться, как непрочно и неустойчиво даже нынешнее положение дел в российских медиа и как беззащитны российские СМИ перед самым легким административным вмешательством.
Олег Кашин
Источник: slon.ru
