Разве все уже не было сделано до нас? И, возможно, даже лучше, чем это делается сегодня. Если это так, то зачем читать современные романы, особенно если мы можем купить огромное количество классических произведений по бросовым ценам или скачать их в интернете совершенно бесплатно? Лично я только что бесплатно скачал оригинал «Исповеди итальянца» Ипполито Ньево (Ippolito Nievo) на итальянском языке. Это удивительное произведение. Я узнаю много интересного об Италии 18 и 19 века. В этом романе 860 страниц. Еще несколько таких произведений, и я буду обеспечен литературой для чтения на ближайшие несколько недель. Так зачем мне искать сложных современных авторов?
Будучи рецензентом, часто довольно резко критиковавшим новые книги, Вирджиния Вульф (Virginia Woolf) считала, что один из источников удовольствия в чтении книг современных авторов заключается в том, что они заставляют нас упражняться в наших суждениях. О книгах современных авторов еще нет общепринятого мнения. Вы сами можете решать, хороша эта книга или нет. Когда вы начинаете размышлять об этом, перед вами сразу же возникает интригующая семантическая головоломка: если вы получили удовольствие от прочитанной книги, значит, по всей видимости, она хорошая, по крайней мере, что касается лично вас. Это то, что вы сами должны «решить». Если вам приходится задумываться, хорошая ли она, значит ли это, что вы не знаете, понравилась она вам или нет — довольно странное положение вещей, или вы не знаете, является ли полученное вами удовольствие или его отсутствие адекватной реакцией на эту книгу?
Все эти объяснения кажутся довольно сложным, тем не менее, мы хорошо понимаем, о чем говорит Вульф. Новые книги могут предложить нам такие удовольствия, с которыми мы ранее не сталкивались, и лишить нас тех радостей, которых мы ожидаем. Вместо того чтобы соответствовать тем рамкам, к которым мы давно привыкли, они предлагают нам измениться. Как вы думаете, много ли людей по-настоящему готовы к тому, чтобы изменить свои вкусы? И почему вообще они должны их менять? Одна из любопытных особенностей «Улисса» Джойса заключается в количестве рецензентов и интеллектуалов, которые изменили свое к нему отношение в течение первого десятилетия после его публикации. Многие переключились с ненависти на восхищение — на ум приходит Юнг, а также влиятельный парижский критик Луи Жилле (Louis Gillet), который поначалу называл роман «неперевариваемым» и «бессмысленным», а позже поздравлял Джойса с созданием величайшего шедевра своей эпохи. Однако у многих восхищение сменилось подозрениями. Сэмюэл Беккет (Samuel Beckett) сначала был уверен, что Джойсу удалось вернуть английский язык к жизни, однако позже он стал задаваться вопросом, не повторяет ли Джойс старую ошибку — Беккет считал это именно ошибкой, воображая, что язык способен вызывать живые впечатления. Когда мы сталкиваемся с чем-то новым, нам порой требуется некоторое время, чтобы составить какое-либо мнение.
Эта неопределенность, которая возникает, когда мы впервые сталкиваемся с книгами Эггерса, Памука, Елинек, Ферранте или когда мы, прочитав ранние работы Рота, переходим к его поздним трудам, и есть одна из составляющих удовольствия. Это удовольствие, которое мы получаем, приспосабливаясь к чему-то новому — пытаясь предугадать, понравится ли нам новая книга или она окажется скучной, осознавая природу наших читательских ожиданий как раз тогда, когда им брошен вызов — может затянуть нас или просто показаться нам более интересным, чем то удовольствие, которое мы получаем, найдя еще одну книгу, приятно похожую на другие, прочитанные ранее. Независимо от того, понравится ли нам роман современного писателя или нет, мы, тем не менее, можем получить удовольствие даже от самих размышлений о том, что от нас требуется. Именно таким был мой опыт чтения Мураками, Елинек и Сарамаго. Книги этих писателей не слишком меня впечатлили. Но я получил огромное удовольствие, пытаясь в них разобраться. Поэтому, как пишет Вульф, «есть основания полагать, что на самом деле от живых мы получаем больше, чем от мертвых, хотя, на первый взгляд, первые во многом уступают вторым».
Я протестую! Разве мы не сталкиваемся с новизной или, по крайней мере, с некоторой непривычностью, когда берем в руки старый роман или книгу зарубежного автора, написанную в традициях, которые нам не знакомы? «Сказание о Генджи», к примеру, или «Страдания юного Вертера», или даже «Исповедь итальянца» Ньево? Сталкиваемся, но с двумя важными оговорками. Такие книги, как «Сказание о Генджи», за многие века успели убедить в своей ценности миллионы читателей. Я, разумеется, могу рискнуть и выступить с критикой против них, но, если я так сделаю, мне придется спросить себя, почему эти книги так нравились огромному числу людей на протяжении многих поколений. Кроме того, тот факт, что я ничего не знаю о Японии 11 века, очень мне мешает, когда я пытаюсь понять, является ли эта история адекватной реакцией на тот мир, в котором жил ее автор. Если «Сказание о Генджи» кажется мне странным, вероятнее всего, так происходит, потому что весь тот мир кажется мне странным — но я не могу с уверенность это утверждать, потому что я сам не жил в том мире.
Даже когда я читаю Ньево — несмотря на то, что я 30 лет прожил в Италии и читал другие романы итальянских писателей 19 века — я на самом деле не знаю, какой была жизнь в Венеции, Болонье и Милане в начале 19 века. Я не могу отреагировать на описание революций 1848 года в книгах Ньево с таким же участием, с каким я отреагирую на рассказы о жизни Лондона 1980-х годов в «Лондонских полях» Мартина Эймиса (Martin Amis). Я мог бы выступить с множеством возражений в адрес книги Эймиса по той простой причине, что я сам там был. Но меня по-настоящему трогают те эпизоды, в которых он попал в самую точку. Такого никогда не случится с «Томом Джонсом» Филдинга, в процессе чтения которого мы можем лишь удивляться, насколько другим был мир когда-то.
Удовольствие от чтения нового романа, автор которого пытается рассказать о современной жизни, всегда обусловлено следующими вопросами: как получилось, что кто-то, живущий в том же мире, что и я, смог написать книгу, которую я нахожу странной или сложной? Что он мне пытается рассказать о ней и о том, как я ее воспринимаю? Принесет ли эта сложность какую-либо пользу лично мне? Смог бы я отреагировать на наш мир точно также, и, если смог, был бы в этом какой-либо смысл или нет? Несомненно, именно такие вопросы задавали себе читатели, держа в руках «Улисса», или «Миссис Дэллоуэй», или «Прощай, оружие», или «Трилогию» Бэккета, или «Поруганную честь Катарины Блум», или «Радугу земного тяготения», или «Изнанку мира» Делилло. Все эти книги, в конце концов, убедили огромное число читателей найти им место в общественном сознании. Между тем, многие другие книги, чтение которых доставляло не меньше удовольствия в эпоху их создания, канули в Лету. На ум приходит Б.С. Джонсон (B. S. Johnson). Тем не менее, размышления об отношении романа к современному миру во время чтения трудов Джонсона приносили не меньше удовольствия, чем размышления во время чтения трудов Беккета. И многие читатели считали их великими — по крайней мере на протяжении некоторого времени.
Читать «Илиаду», как утверждает Роберто Калассо (Roberto Calasso) в «Бракосочетании Кадма и Гармонии», значит признавать, что в искусстве нет прогресса. С этим довольно сложно спорить. Но это вовсе не означает, что все уже было сделано. Мир меняется, люди меняются, и именно то, как автор воспринимает окружающий мир в конкретный момент, вызывает в нас интерес к современной литературе. Когда в 2005 году я написал свой роман «Cleaver», один из моих европейских редакторов пожаловался на то, что я включил в него текстовые сообщения, которыми обменивались персонажи книги. Будучи уже пожилым человеком, не привыкшим пользоваться мобильным телефоном, он подумал, что это был какой-то хитроумный трюк. Теперь, когда с момента публикации романа прошло уже восемь лет, мы уже не можем представить себе, что кто-нибудь станет возражать против присутствия тестовых сообщений в романе. Чтобы передать современную жизнь, нужно писать о людях, у которых есть iPad и смартфоны, которые летают на самолетах и ездят на поездах, и понимать, каким образом все это меняет сознание, идентичность и человеческий опыт. Эти персонажи постоянно контактируют с людьми, которых они знают, а также с множеством людей, с которыми они не знакомы.
На самом деле подозрения вызывают те новые романы, авторы которых попросту компилируют эффекты романов прошлого, то есть когда они уводят нас в прошлое, которое они сами знают только по книгам, для того чтобы повторно доставить нам такое же удовольствие, какое нам доставляли романы, написанные в то время. Но доставить такое же удовольствие невозможно. Наслаждение от чтения Ньево связано с тем, что он на самом деле жил в эпоху Рисорджименто и пытался найти такое место, которое подходило бы ему в том переменившемся мире. Именно это придает книге актуальность. Читать «Леопарда» Томази ди Лампедуза (Tomasi di Lampedusa), написанного в 1950-х годах, значит читать очаровательную и искусную подделку. Кажется, эта книга была написана в основном благодаря желанию автора создать стильный и сложный роман, благодаря его попыткам представить себе волнения эпохи Рисорджименто, находясь в безопасности ретроспективных суждений, в безопасности знаний о том, как пишутся хорошие традиционные романы.
«Рожденный в тридцати веках, — так Эдвин Мюир (Edwin Muir) начал свое самое известное стихотворение. — Я чувствовал себя как дома во всех них, кроме последнего». Об эскапизме в хрониках и художественной литературе уже многое было сказано. Однако величайшая форма эскапизма заключается в поисках убежища в семейственности прошлого, в том доме, которым стали история и литература, в попытках убежать от того момента времени, в котором мы чувствуем себя неуютно, но при этом вынуждены жить — от настоящего.
«Это место надежды и страха,
И веры, которая приходит, когда умирает надежда.
Здесь есть и поражение, и победа.
Это место, где должно быть все».
Тим Паркс
Источник: inosmi.ru
