Можно без особой надежды на возвратность финансировать инфраструктурные проекты, можно помогать экспортерам пользоваться ослаблением рубля. Вариант «сохранить» маловероятен
Чем ниже цены на нефть и курс рубля и чем хуже отношения с Западом, тем скорее нацфонды, и прежде всего Фонд национального благосостояния (ФНБ), из стабилизирующего фактора превращаются в дестабилизирующий. Очередь желающих получить средства из главной государственной «тумбочки» становится все больше — наряду с перекрытием доступа к «длинным» и сравнительно недорогим американским и европейским деньгам, «национальные чемпионы» столкнулись еще и со значительным ухудшением конъюнктуры. Но по этой же причине под вопросом пополнение самого ФНБ. А значит, и перспективы дальнейшего его использования в качестве ключевого финансового элемента существующей системы сдержек и противовесов.
Неслучайно Владимир Путин уже не один раз и едва ли исключительно на публику повторил фразу о нежелании «палить» резервы. При этом глава государства достаточно сдержанно отозвался о поданной «Роснефтью» самой крупной на сегодняшний день заявке на предоставление финансирования за счет ФНБ. По мнению президента, раз компании Игоря Сечина нужны дополнительные деньги, «они должны доказать, что если они получат эти средства, то они пойдут на конкретные цели, и должны будут показать, какова будет отдача не только для компании, а для всей экономики России».
Примечательно, что сходные аргументы приводил глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев, возвращая «Роснефти» ее заявку на доработку. А 17 ноября «Коммерсант» сообщил, что из запрошенных 2,4 трлн рублей госкомпания может получить лишь 300 млрд. Что, впрочем, все равно сделает «Роснефть» крупнейшим реципиентом ФНБ. Если же присовокупить сюда еще и 150 млрд рублей, которые должен получить «Новатэк», то у «партии ресурсов» есть шанс обыграть «партию инфраструктуры» на ее же поле. Ведь нацфонд изначально распечатывался именно ради последней. Между тем, на модернизацию БАМа и Транссиба и строительство ЦКАД в общей сложности выделено 300 млрд рублей. Правда, вдобавок Минэкономразвития предлагает до 700 млрд рублей вложить в облигации банков, кредитующих инфраструктурные проекты.
К тому же, пожалуй, впервые с советских времен Кремль остро ощущает политическую уязвимость сырьевой экономики. Косвенное подтверждение чему — возобновление разговоров о поддержке недобывающих отраслей. «Когда есть сверхдоходы в энергоносителях, тем более в углеводородах, никому неохота вкладывать в другие отрасли. И наоборот, как только выравнивается доходность различных отраслей, начинаются вложения в другие сферы, в том числе и в высокотехнологичное производство», — заявляет Путин на своей финальной пресс-конференции в Брисбене. А министр промышленности и торговли Денис Мантуров колонку в «Ведомостях» завершает пассажем: «В условиях нарастающей международной напряженности есть соблазн скатиться до рассуждений «не до жиру». Мы с этим не согласны в корне. Именно сейчас потребители начинают понимать, что наша промышленность может предложить конкурентоспособную продукцию. Решая текущие задачи по импортозамещению, мы способны вернуть себе наш рынок навсегда».
Проблема в одном — успешность масштабных инфраструктурных и/или индустриальных проектов, а следовательно, и возвратность выделяемых на них средств сильно зависит от доступности передовых технологий. Если уж на то пошло, сталинская индустриализация, сделавшая из СССР промышленного гиганта, проходила на фоне вполне ровных отношений с наиболее развитыми на тот момент западными державами. Сегодня про угрозу новой «холодной войны» не говорит только ленивый.
А полноценному экономическому сотрудничеству со странами, которые не присоединились к антироссийским санкциям, мешает падающий рубль.
На днях заместитель столичного мэра Марат Хуснуллин сообщил, что столичные власти «немножко приостановили» переговоры с китайскими инвесторами по строительству линии метро в Новой Москве. Как признал чиновник, произошло это из-за роста курса доллара, поскольку власти Москвы собирались рассчитываться по проекту в рублевом эквиваленте, а китайские строители — в валюте.
Иными словами, с точки зрения «партии инфраструктуры» любые бонусы, связанные с девальвацией, — а это прежде всего номинальное увеличение размера нацфонда и повышение шансов на предоставление соответствующего финансирования — практически полностью нивелируются. «Партии ресурсов» ослабление национальной валюты, наоборот, позволяет минимизировать рублевые издержки и в случае получения денег ФНБ показать себя не только аккуратным, но и крайне выгодным заемщиком. Любопытная деталь — если бы все деньги, которые запросила «Роснефть», понадобились ей на погашение долгов, курс должен был бы достигать 54 рубля/$. Это притом что официальную заявку компания подала в конце сентября, когда доллар стоил еще около 40 рублей. Не замешкайся правительство с удовлетворением запроса Игоря Сечина, его казначеи, даже зарезервировав необходимые для расчетов с западными банками 1,8 трлн рублей, могли бы на оставшиеся заработать до 80% годовых, просто играя на валютной бирже.
Чего хватило бы и на обеспечение конкурентных процентов правительству как кредитору, и на покупку очищенной от «скелетов в шкафу» «Башнефти».
При таком подходе, перефразируя известную поговорку про ExxonMobil, российские адепты petro-state оказываются в плюсе, вне зависимости от того, растет ли цена на нефть или падает. Но как быть с политическими рисками девальвации и неизбежно сопутствующего ей всплеска инфляции? Тем более что добиться возобновления роста нефтяных котировок, а стало быть, и укрепления рубля вряд ли по силам стране, которая находится в частичной изоляции и вынуждена во избежание потери влиятельных, но немногочисленных союзников идти на уступки крупным потребителям энергоносителей вроде Китая.
Грубо говоря, вопрос о том, кому лучше дать деньги ФНБ, сводится к дилемме: либо без особой надежды на возвратность, профинансировать «партию инфраструктуры», смирившись с изрядной брешью в главной государственной «подушке безопасности», либо вложиться в «партию ресурсов», способную обеспечить весьма приличный доход, но в условиях, когда пополняемая таким образом «подушка безопасности» может оказаться в принципе бесполезной.
Есть, правда, третий вариант, который озвучил глава РСПП Александр Шохин, — сохранять эти деньги «как некий резерв в случае, если механизмы, связанные с увеличением фискальной нагрузки или льгот типа ТРОвских (предоставленные территориям опережающего развития. – А. Б.) приведут к падению доходов бюджета в текущем году, но создадут более широкую налоговую базу в будущем». Но тогда Кремль уже не сможет использовать ФНБ для воздействия на ключевых игроков из «партии ресурсов» и «партии инфраструктуры». В отсутствие иного балансира, например, полноценного и, действительно репрезентативного парламента, такая «потеря связи» рискует отразиться на российской «вертикали власти» не менее плачевно, чем предыдущие два сценария.
Александр Бирман
Источник: forbes.ru
