На этой неделе жители Латвии отпраздновали 96-ю годовщину провозглашения Латвийской Республики. На фоне такого события особенно актуально вспомнить об истории развития прибалтийского региона в начале ХХ века и посмотреть на причины и последствия тех внешних влияний, которым он подвергался в этот сложный период. О международных условиях, в которых стало возможно появление первых республик Прибалтики в начале XX в., в рамках международной конференции «Прибалтийские исследования в России», прошедшей в Москве, рассказал доктор исторических наук Михаил МЕЛЬТЮХОВ:
— Территория Прибалтики сама по себе достаточно давно интересует соседние страны, и когда мы вспоминаем более ранние периоды этой истории, то мы говорим о немецком, шведском, польском и других периодах. Потом, как известно, наступает российский период истории Прибалтики, и отсюда мы и оттолкнемся, к началу ХХ века до Первой мировой войны.
Казалось бы, ничто не предвещало резких изменений. В то же время, на фоне признания всеми крупными мировыми державами территориальной целостности Российской империи мы можем говорить о том, что в рамках германской идеи натиска на восток были определенные намеки на то, что у Берлина есть свой взгляд на будущее Прибалтики. Прежде всего это было связано с тем немецким национальным меньшинством, которое проживало в регионах Эстляндии, Лифляндии и Курляндии.
В такой же ситуации этот вопрос остался и во время Первой мировой войны. С другой стороны, совершенно очевидно, что начавшаяся война привела все эти действа идеологически-пропагандистского характера к непосредственно военному противостоянию. Российские войска не смогли сдержать линию границы, и поэтому южная часть Прибалтики, а именно территория современной Латвии, была оккупирована Германией. Поскольку война носила, в основном, позиционный характер, у оккупированных территорий было достаточно времени, чтобы заняться «местными экспериментами». Важно здесь то, что сама проблема затяжной войны спровоцировала обширный кризис Российской империи. Причем, кризис был связан с целым комплексом проблем.
Как бы то ни было, начало 1917 года приводит к краху той монархической государственности, на которой на протяжении многих веков существовала Россия и которая составляла идейно-политический костяк Российской империи. Революционные события в Петрограде оживляют комплекс «местечковых» процессов, от чисто политических до национальных, и естественно, что на этом фоне начинается активная идейно-политическая борьба.
Говоря о Прибалтике, можно выделить два основных идейно-политических вектора: различные оттенки националистической идеологии и популярная в то время социалистическая идеология, также в различных проявлениях, в зависимости от политических организаций, к которым принадлежат её сторонники.
Распад Российской империи приводит к тому, что другие великие державы должны на это как-то реагировать. Как известно, когда у кого-то возникает проблема, тут же возникает масса желающих помочь и решить её так, как им нужно. Здесь мы наблюдаем похожую ситуацию. Надо помнить, что сентябрь и октябрь 1917 года – это новые успехи германских войск, а именно захват Риги и Моонзундских островов. Эти события показали, что российская армия не в состоянии продолжать войну. Обвал военных возможностей России завершается осенью 1917 года, в связи с октябрьским переворотом и политикой новых советских властей.
Немцы тем временем начали операцию по оккупации оставшихся районов Прибалтики и успешно это сделали. Более того, по Брестскому договору, подписанному в марте 1918 года, советская Россия признала территории к югу от Западной Двины германскими. Соответственно, она согласилась на оккупацию германскими войсками Лифляндии и Эстляндии. В дальнейшем, в связи с обострением советско-германских отношений в связи с убийством германского посла в Москве Вильгельма фон Мирбаха немцы добились юридического отказа России от Эстляндии и Лифляндии. Фактически, немцы смогли добиться того, что новая российская власть согласна на то, что весь этот регион уходит Германии. Хотя, конечно, немцы напрямую эти территории присоединять не хотели, а думали создать там как минимум два псевдо-государственных образования: на территории Эстляндии и Лифляндии планировалось создать Балтийское герцогство, а на территории Литвы – литовское герцогство или королевство. Соответственно, местные власти должны были представлять те или иные аристократические особы из дома Гогенцоллернов или других.
Очевидно, что в условиях постепенного вызревания гражданской войны в России все эти договоренности были достаточно временными, и несколько месяцев спустя, в ноябре 1918 года, в связи с Компьенским перемирием и завершением военных действий, Германия официально и юридически отказывается от Брестского договора, и ситуация возвращается обратно к 1914 году. К тому же, через два дня советская Россия также заявила о том, что отменяет Брестский договор. В дальнейшем, как мы помним, начинается вывод немецких войск с территории России, оккупированной Германией, а с другой стороны, продвижение на запад красноармейцев. И здесь вновь оживляется проблема местных политических сил.
После оккупации Эстляндии и Лифляндии местные националистические политики решили договориться с немцами о создании своих временных правительств. Но немцы были непростыми людьми и довольно конкретно объяснили, куда они могут отправиться со своими предложениями.
После поражения Германии местные прибалтийские политики попробовали договориться с Антантой, контакты с которой не прерывались и до осени 1918 года, но теперь настало время эти контакты оживить и получить поддержку. Тем более, что со своей стороны социалистически настроенные местные силы тоже заявляют о создании своих собственных правительств и государств. Для левых партийных активистов это был уже второй опыт, поскольку первый был осенью 1917 года.
Два-три месяца – это, конечно, не слишком большой срок, но тем не менее, нравится это сейчас кому-то или нет, первые попытки создать некую государственность на этих территориях связаны как раз с левым движением в Прибалтике.
Москва, конечно же, поддерживает левых активистов и честно заявляет о том, что она готова признать независимость социалистических советских государств, что она и делает в декабре. С другой стороны, местные националисты сталкиваются с проблемой того, что у них нет военных возможностей для того, чтобы отстоять свои идеи. Местное население либо не хочет воевать, либо склоняется не на ту сторону, то есть больше поддерживает левых. Число поддерживающих националистов невелико, и нужен внешний помощник. Попытка получить поддержку непосредственно у стран Антанты провалилась, потому что странам Антанты было «немного» не до этого. Но был сделан интересный «финт»: как известно, страны «попросили» германское революционное правительство не спешить с выводом войск из Прибалтики. Поэтому с декабря 1918 — января 1919 гг. там начинается формирование германских добровольческих частей, которые за будущие земельные владения на этих территориях готовы были продолжать военные действия, и к тому же защищать Германию от «восточного натиска коммунистических варваров». Фактически, с января-февраля 1919 года можно констатировать, что на территории будущей Латвии и Литвы сложился негласный советско-германский фронт.
На море господствует, естественно, Антанта, которая снабжает и местные советские формирования, и частично немцев. Советская армия, таким образом, получает неожиданный, судя по документам, участок фронта, который, с одной стороны, не является одним из главных фронтов, а с другой стороны, проходит по региону, из которого не очень далеко и до центральной России. Советское командование вынуждено это учитывать. Советским войскам повезло в том плане, что среди местных противников советской власти не было единства, там были свои собственные противоречия. Как бы то ни было, поход на запад, который начался легко и просто, постепенно остановился, и советские войска постепенно были вытеснены с территории современной Эстонии и большей части территории Латвии. Фактически, только в Латгалии к началу 1920 года сохранялись советские войска и, соответственно, проходила линия фронта. С другой стороны, мы можем констатировать, что летом 1919 года Антанта озаботилась тем, что немцы очень активно ведут себя в Прибалтике, а поскольку мирный договор предполагал вывод всех германских войск из Прибалтики, началось перетягивание каната: Антанта требует от Берлина вывести войска, Берлин тянет. В конце концов, большая часть добровольческих формирований перешла под руководство князя Романова и была создана Западная добровольческая армия, которая в итоге в декабре 1919 года всё равно была выведена, уже после конфликта с латвийскими и литовскими правительствами. Это показывает, что Германия на какое-то время выпала из числа активных игроков в регионе Прибалтики.
Немцы, насколько можно судить, делали ставку на возможный союз с антисоветским российским движением, и, видимо, в нужный момент хотели предложить свою помощь, чтобы потом за нее что-нибудь получить.
К сожалению, в самой Германии тоже единства по этому вопросу не было, и в итоге немцы из Прибалтики исчезли. Не считая национальных меньшинств, которые проживали там до 1918 года, и судя по 1920-м годам, активность Германии была невысока. В основном, это была как раз поддержка национальных меньшинств, причем, прежде всего, культурная. Кроме того, Германия проявляла заметную активность во внешнеэкономических связях. Ко второй половине 1920-х гг. ей удалось стать основным поставщиком промышленных товаров в Прибалтике.
Антанта, напротив, стала более активной в этих вопросах. Когда появились ещё не признанные Латвия, Эстония и Литва, они уже были обязаны Антанте через сеть договоров. Соответственно, для Антанты Прибалтика была тем регионом, который в случае необходимости мог позволить создать серьёзную угрозу для центральных районов советской России. В этом смысле, вся политика англичан и других участников мирных договоров была направлена на консолидацию всего региона. В каком-то смысле, если говорить в целом о политике западных держав, то они реанимировали политику «восточного барьера», характерную для XVIII века, когда Россию пытались держать как можно дальше от Западной Европы.
Здесь мы видим практически то же самое. Возникла идея о «санитарном кордоне», в которую Прибалтика четко вписалась. Понятно, что и интересы националистических режимов в этом регионе были очевидно направлены в антисоветскую сторону.
С другой стороны, попытки создать какое-либо формальное политическое объединение в этом регионе, которые предпринимали французы и чуть менее активно англичане, в итоге в середине 1920-х гг. ничем не закончились. Оказалось, что противоречия между странами региона достаточно серьезны, особенно это был польско-литовский конфликт. В конце концов, сотрудничество на антисоветской основе хоть и существовало между прибалтийскими государствами, с Польшей, Швецией и иногда Финляндией, но было, как правило, неформально и шло по линии военных, разведок, министерств иностранных дел. Формального же союза не возникло.
К концу 20-х и началу 30-х гг. внимание Англии и Франции к этому региону стало снижаться, и местным правительствам пришлось снова смотреть, что они с этого дела могут получить. Фактически, к первой половине 30-х гг. вновь оживляется германская политика. Но есть одно существенное различие. Как мы помним, в рамках своей восточной политики немцы делают ставку на улучшение польско-германских отношений. И для Москвы возникает неясный момент: может ли это закончиться нехорошим союзом между Варшавой и Берлином?
Ответа на этот вопрос нет, и в 1933-1934 гг. Москва пытается выяснить, какую политику в отношении Прибалтики займет Берлин и Варшава. То, что оба государства отказались от каких-либо совместных действий с Москвой расценивалось советским руководством как нехороший признак. Неслучайно в это же время Москва меняет свою внешнеполитическую парадигму и становится сторонником стратегии коллективной безопасности, которая у нас потом будет ассоциироваться с основной внешнеполитической российской линией. В рамках этой политики Россия пытается не только наладить отношения с Францией, но и привлечь её к защите status quo Прибалтики. То есть, мы видим необычную ситуацию, когда Москва готова законсервировать положение этого региона, чтобы только не дать туда проникнуть немецкому влиянию. В то же время, она пытается найти пути сближения с Прибалтикой. Здесь в ход идут и экономические меры, и культурные, и попытки установить контакт по военной линии – целый комплекс. Но в итоге дальше красивых слов дело так и не пошло.
Более того, по мере того как Германия вливается в «общий поток» внешнеполитических действий, перед всеми западноевропейскими странами встает проблема выбора. Все попытки выяснить позицию Лондона и Парижа, к сожалению, оказываются бесплодными: Лондон загадочно молчит, Париж тоже кивает головой непонятно куда. Наши прибалтийские соседи при этом понимают, что с Германией приходится считаться, и лучше с ней дружить, поэтому наблюдается легкий дрейф наших прибалтийских соседей в сторону именно Германии.
Венцом этого движения стал договор о ненападении, майский и июньский от 1939 года. Насколько я могу судить о договорах Германии с Литвой, Латвией и Эстонией, то высказывается мнение, что вместе с ними шло и неопубликованное приложение, связанное с различными военными аспектами сотрудничества против Советского Союза.
Если учесть, что Москва ещё в марте 1939 года заявила о том, что Латвия и Эстония – это территории, которые входят в сферу национальных интересов СССР, то понятно, что проблема была для Москвы достаточно серьёзной.
Когда дело доходит до военно-политического кризиса 1939 года, Москва на всех переговорах с западноевропейскими странами всегда так или иначе поднимает проблему Прибалтики. Причем видно, что она ведет переговоры не о том, как получить какие-либо привилегии в Прибалтике, а о том, чтобы создать надежный механизм защиты независимости стран этого региона. К сожалению, переговоры ничем не закончились, и тот же самый вопрос всплыл позже на переговорах с Германией, результатом которых стал советско-германский договор о ненападении, по которому Германия должна была признать Эстонию и Латвию, а потом и Литву сферой интересов Советского Союза. Нравится это кому-то или нет, но эта договоренность была большим успехом советской дипломатии.
Начавшаяся война изменила всю ситуацию вокруг прибалтийского региона. Великие европейские державы были заняты друг другом, и у Москвы появилась возможность получить каналы более реального влияния в Прибалтике. С этого момента начинается политическая линия, направленная на достижение военных и дипломатических договоренностей с нашими соседями. Поскольку традиционно страны Балтии были несклонны к таким действиям и сближению, и тем более военным отношениям с Москвой, советское руководство отводит на границы Эстонии и Латвии военную группировку, которая получает приказы о подготовке и возможной реализации операции против этих сторон, если возникнет такая необходимость. Ничего подобного не потребовалось, хотя стоит отметить, что военно-политический нажим был серьёзен и различен в отношении каждой из стран. Наиболее серьёзно этот политический нажим проявился в отношении к Эстонии, к латышам он применялся слабо. Что касается Литвы, то на её границе была развернута группировка, но ещё до переговоров войска получили приказ на рассредоточение. Более того, никаких оперативных приказов они вообще не получали.
Но у Литвы было больное место – Вильно. Как только Москва заявила, что готова вернуть район Вильно Литве, у литовцев многие вопросы отпали сами собой.
Благодаря всем этим действиям, Москва получает договор о взаимопомощи и легальную возможность создать военные базы на территории прибалтийских стран. Причем в дальнейшем Советский Союз проводит интересную политику – он практически никак не вмешивается в местные дела. Более того, различные действия против местного коммунистического подполья не вызывают у Москвы никаких негативных заявлений. Позитивных, впрочем, тоже.
Эта ситуация продолжается до лета 1940 года, когда в связи с разгромом Франции возникает впечатление, что война может вот-вот закончиться. В этих условиях Москва решила резко активизировать свою политику в отношении Прибалтики, и происходят известные события, когда Москва выдвигает требования об изменении состава правительства и разрешение на ввод Красной Армии в эти страны. Напомню, что Эстония, Латвия и Литва согласились с этими требованиями, что снимает проблему оккупации, потому что чисто юридически проблемы оккупации нет.
Теперь нужно было убедить другие государства признать политические изменения в регионе. Как мы помним, ни англичане, ни американцы официально не признали изменения в Прибалтике и блокировали те финансовые средства, которые находились в их банках. Причем, изначально это действо Лондона и Вашингтона было связано с тем, что в Прибалтике была достаточно заметная сумма от граждан этих стран. Иными словами, изначально это был не политический шаг, а экономический, потому что все понимали, что начнется национализация, и встанет интересный вопрос: «А где же деньги?». Поэтому сначала шаг был инстинктивным, а потом под это была подведена идеологическая база, и весь этот процесс продолжался долгие десятилетия, хотя с англичанами потом удалось договориться.
Немцы ещё осенью 1939 года инициировали вывоз национальных меньшинств из Эстонии и Латвии, и теперь пошли на то, чтобы вывезти вообще всех немцев из этого региона на территорию Польши, которую они присоединили ранее. Кроме этого, возникает вопрос о немецкой собственности и тех экономических правах, которые были между Германией и этими странами. Все это закончилось компромиссом, и Москва согласилась выплатить Германии определенную сумму за всё, вместе взятое. Надо сказать, что, как и англичане, немцы успели блокировать в своих портах 14 эстонских и латвийских пароходов, и они их так и не отдали, хотя Москва настаивала на этом. С другой стороны, немцы не отказались от реализации своих интересов на востоке. Запланированный поход против Советского Союза включал и прибалтийское направление, немецкие службы активно работали с антисоветским подпольем, которое существовало в этих странах. Публикации последних лет показывают, насколько успешно проходила эта работа, а также раскрывают проблемы, с которыми сталкивались советские власти на этих территориях.
Наряду с экономическими отношениями, немецкие контакты шли ещё и по линии решения территориальных проблем. Проблема заключалась в том, что тогдашняя литовско-германская граница, как оказалось, никогда не демаркировалась, начиная с окончания Первой мировой войны. Понятно, что Москва пыталась получить документ, по которому Германия признавала бы установленную границу, и такой документ она получила в январе 1941 года. Однако договор так и не был ратифицирован, и демаркация границ так и не была удовлетворена. Как бы то ни было, 22 июня 1941 года все эти договоренности были неактуальны, поскольку каждая из сторон решила добиться своих целей путем военных действий.
Елизавета Болдова
Источник: rubaltic.ru
