Слухи о том, что Владимир Путин провозгласит некий широко задуманный план введения в России всевозможных экономических свобод, циркулируют с подозрительным упорством. То ли это случится 18 декабря, в ходе общения с народом на ежегодной пресс-конференции, то ли даже раньше – в президентском послании парламентским палатам.
Судя по утечкам в прессу и другим несомненным приметам, прогрессивно мыслящее крыло сановников просто-таки осаждает Путина мольбами дать какой-то конструктивный ответ на санкции, на дешевизну нефти, да и вообще на весь наш хозяйственный застой, начавшийся еще до ссоры с Западом и снижения цен на «черное золото».
А что может быть конструктивнее высочайшего дарования экономических свобод? Это даже и логично — раз уж так называемую элиту «национализировали», т.е. заставили (теоретически, конечно) перевести свои активы из-за границы в Россию, а для крупного бизнеса вводят «антиофшорный закон», чтобы принудить к возвращению капиталов из дальних краев. Вроде бы, самое время к кнуту добавить и пряник – например, порадовать этих возвращенцев хозяйственной свободой. Пусть чувствуют себя в России как дома – инвестируют, богатеют, веселятся и попутно развивают страну.
С отвлеченной точки зрения, экономическая либерализация – шаг в верном направлении. А вот с практической – чистая абстракция.
Свободу не вводят приказом. Приказом можно, например, рационализировать государственные расходы. Сократить, скажем, военные траты и увеличить образовательные. Хотя это вовсе не прибавит свободы экономике, однако дышать ей, безусловно, станет легче. Но ведь ни о чем подобном речи нынче не идет. Все делают и собираются делать как раз наоборот. Достаточно посмотреть на бюджетную трехлетку 2015–2017.
Явно не идет речи и о чем-либо, напоминающем указ Бориса Ельцина «О свободе торговли» 1992 года. Старая система свободу тогда, понятно, не «ввела». Она просто отступила, расчищая пространство для частной самодеятельности. Но все, что делается в последние пару лет и особенно в последние месяцы, диаметрально противоположно логике этого указа. Система не отступает, а наступает. Торговля регламентируется, обкладывается запретами, облагается все новыми налогами или просто уничтожается там, где ларьки и павильоны некстати попались на глаза начальству.
Мечтатели о либерализации толкуют о каком-то «новом НЭПе». И надо же было придумать такое мрачное сравнение. НЭП 20-х годов был чисто тактическим зигзагом. Он по самой сути своей не мог превратиться в политическую стратегию и несколько лет спустя был совершенно закономерно ликвидирован.
Большевистский режим терпеть не мог нэпманов и приравненных к ним крепких крестьян. А нэпманы и крестьяне не были идиотами и с полным основанием не доверяли режиму. Поэтому частный сектор проедал свои прибыли и не инвестировал в экономику. Да ему не очень-то и позволяли это делать.
Поэтому, когда старые промышленные мощности, вставшие в Гражданскую войну, были загружены, то сам собой возник вопрос об изыскании материальных ресурсов для создания новых мощностей. То есть о том, кого ограбить. И первыми под нож пошли, естественно, нэпманы и «кулаки». Вот вам и весь НЭП. Неужели хочется повторить?
Видимо, когда толкуют о либерализаторских планах, то мечтают все-таки о каких-то более изощренных мероприятиях. Допустим, о «снижении административных барьеров». Есть несколько десятков навязших в зубах заклинаний, смысл которых (если он вообще есть) — в том, что система, повинуясь высочайшему приказу, поведет вдруг себя по-другому. Не так, как умеет. А в духе прогресса и развития. Как в Чили при Пиночете. Или как в Сингапуре при Ли Куан Ю. Как в Китае, наконец.
Не задаваясь пока вопросом, зачем «Ростеху», ОАО «РЖД», «Газпрому» и «Роснефти» какое-то загадочное «снижение административных барьеров», сразу признаю: некоторые автократические режимы действительно обеспечили высокий уровень экономической свободы и смогли обновить свои страны. Но все эти истории успеха опирались на несколько установок, каждая из которых несовместима или почти несовместима с нашей системой.
Во-первых, необходимо почтение к частной собственности. В европеизированной Республике Чили это был один из главных лозунгов Пиночета. Собственники, начиная от мелких, как раз и были его политической опорой. В Юго-Восточной Азии культ собственности не принимает таких радикальных форм, но ее научились уважать и там. В Китае иногда сажают миллиардеров. Но чтобы просто так, из-за внезапно возникшей потребности в деньгах, как Евтушенкова, – такого там давно нет.
Открывать новые производства и проекты, т.е. инвестировать, может только нормальный собственник, который знает, что власти и конкуренты, слившись друг с другом, не засудят его и не обчистят. В том числе и поэтому второй важнейшей составной частью свободной экономики является добросовестная система правосудия. Как в Сингапуре, допустим, но уж не как у нас.
Третьей опорой экономической свободы является высокообразованный и ответственный класс управленцев. Современное хозяйство – сложнейшая система. Подпускать к нему можно только умных и грамотных, иначе быть беде. Многие сотни тысяч китайских чиновников и специалистов получили высшее образование в США. И таких там все больше. А те мужчины и женщины с ухватками гопников из подворотни и воспитанников детских колоний, которые на наших экранах изображают управленцев, экспертов и идеологов, обретались бы в дальневосточной сверхдержаве лишь на самых низких ступенях общественной лестницы или были бы клиентами тамошней пенитенциарной системы.
Когда говорят о том, что у нас феодализм, то обычно имеют в виду только высший круг магнатов. Но ведь так же устроены и все прочие уровни сверху донизу. Бюрократы, коммерсанты, силовики спаяны в такие же интригующие друг против друга кланы и на областных, и на районных уровнях. Какого-то существующего отдельно от них правосудия нет. Всем им нужна вовсе не «экономическая либерализация», а возможность раньше других прорваться к кормушке. И не «снижение барьеров», а их повышение — но для других.
Нет у нас и независимых собственников, которые не в идеале, а в реале требовали бы для себя хозяйственных свобод, безбарьерной жизни и прочих приятностей. Некрупный бизнес сам в значительной доле слит с системой и играет по ее правилам, и уж в любом случае не является общественной силой. Его отклик на провозглашение экономических свобод будет довольно вялым. Какой-либо взрывной рост, о котором толкуют прожектеры, сейчас просто невозможен.
Честолюбивый молодой россиянин мечтает вовсе не об открытии своего дела, а о паразитической менеджерской должности в госкорпорации. Если же он не только честолюбив, но еще образован и наделен дарованиями, то ищет и находит зацепки в Лондоне или Шанхае.
«Национализированная элита», лишенная ответственности перед страной и озлобленная перспективой потери европейских удобств и выгод, с ее культом алчности, некомпетентности и кумовства – инстинктивный враг любой экономической свободы. Нет спроса на экономическую свободу и снизу. Там недовольны усыханием зарплат и пособий, но уж никак не зажимом деловой предприимчивости.
Наша страна чересчур долго шла неверным путем и слишком далеко зашла в тупик, чтобы оттуда можно было быстро выбраться. И первым шагом должна бы стать не столько либерализация экономики, до которой еще расти и расти, сколько нормализация умов. Сначала надо уйти из альтернативной реальности и вернуться в ту, в которой живет остальной мир, а уж потом думать, что и как переустроить в народном хозяйстве.
Источник: rosbalt.ru
