Во время Второй мировой войны советские шпионы в Великобритании и в США завербовали несколько ученых, которые принимали участие в производстве атомной бомбы. И эти люди с левыми взглядами хотели бороться за мир во всем мире тем, что помогают СССР создать бомбу. Тогда силы двух стран уравновесятся, и никто не отважится на новый конфликт.
Однако американские спецслужбы еще во время войны вычислили некоторых из этих информаторов, но большую часть из самых значимых удалось разоблачить намного позже. Поэтому советские специалисты смогли создать бомбу, которая была точной копией американской.
Подозрительный Сталин
Расщепление урана возможно! Это доказал берлинский химик профессор Отто Ган. Он описал свое открытие в наиболее значимом немецком научном журнале Naturwissenschaften 6 января 1939 года. Физики, которые занимались этой проблемой, поняли — по этому принципу можно сделать супероружие! Большая их часть жила в США, куда эти ученые бежали от нацистов, а другие — в Великобритании. Но и немецкие исследователи приняли открытие во внимание. Кроме того, ученые на британских островах и в США боялись того, что это грозное оружие их немецкие коллеги могли отдать в руки Адольфа Гитлера.
Летом 1941 года к Юргену Кучински, председателю нелегальной коммунистической партии Германии в Англии, пришел доктор Клаус Фукс с просьбой: «Свяжи меня, товарищ, пожалуйста, с каким-нибудь русским. Я работаю в Берлинском университете, где ведется исследования для создания бомбы огромного действия». Кучинский, «Каро», связал его с Семеном Кремером, «Барч», из лондонского ГРУ, от которого этот новый агент получил оперативное имя «Голия».
На вторую встречу с полковником 8 августа Фукс принес доклад на шесть страниц о начале работы над атомной бомбой в Великобритании. Через два дня военный атташе генерал Иван Скляров, «Брион», телеграфировал в Москву выдержки из этого доклада. Бригадный инженер А. Панфилов, который окончил технический институт в Ленинграде, а теперь возглавлял в штабе ГРУ аналитический комитет, догадывался, что речь идет о чрезвычайно сильном оружии, однако ученые, которые могли бы ему подтвердить это, были эвакуированы из Москвы.
Кто такой Эмиль Клаус Юлиус Фукс? Он родился 29 декабря 1911 года в Рюссельсхайме недалеко от Дармштадта в Германии. Его отец был лютеранским пастором, который некоторое время занимал пост министра в республиканском правительстве, а позже перешел к квакерам. Клаус изучал математику и физику в Лейпциге. Под влиянием своей девушки Маргарет Шнат, которая была на четыре года его моложе, он стал ярым коммунистом. В июле 1933 года он тайно пересек границу и уехал в Париж, а в сентябре отправился в Англию, где занялся изучением физики. Через четыре года он закончил аспирантуру в области математической физики и начал работать в лаборатории профессора Макса Борна в Эдинбурге. Фукс запросил британское гражданство, но в этот момент разразилась война, и его как враждебного иностранца интернировали. Его друзья боролись так долго, что его наконец выпустили, а впоследствии он даже получил приглашение исследовать атом.
Московский штаб НКВД узнал об этих исследованиях. Впервые в телеграмме от 25 сентября 1941 года — от Анатолия Горского, «Вадима», из Лондона, который начал словами: «Я хочу лишь кратко проинформировать вас о содержании особо секретного отчета Государственного комитета по исследованиям ядерной энергии», который касается создания взрывчатого материала. 24 сентября 1941 года отчет был представлен военному кабинету«. Этот орган возглавлял известный физик Джордж П. Томпсон.
В отчете говорилось, что лучшие физики Англии исследуют возможность создания атомной бомбы — оружия, которое имело бы поражающую силу, во много раз превосходящую все прежние бомбы. Его действие будет основано на атомном расщеплении урана 235.
Потрясающая работа шпиона, ведь тайну он знал уже на второй день. И не удивительно. Его источником был Дональд Маклэйн, «Гомер», из министерства иностранных дел.
В декабре в лондонскую резидентуру НКВД коммунистически настроенный физик, скрытый под кодом «К», принес обзор ситуации не только дома, но и в США. О британском проекте, названном «Tube Alloys» («Трубный сплав»), сообщения передавали также ученый «Мур» и «Келли»: их реальные имена неизвестны. Агент Шандор Радо («Дора») из Швейцарии сообщил о работе немецких исследователей Отто Гана и Вернера Гейзенберга в этом направлении.
Такие же тревожные новости поступали из резидентуры НКВД в Нью-Йорке. В сентябре 1941 года «два информационных источника представили косвенные доказательства того, что подобные работы ведутся», как позже признался полковник Анатолий Антонович Яцков, «Джонни», который в Нью-Йорке был известен как вице-консул Яковлев, «Алексей».
Сообщения оценивал аналитический отдел штаба НКВД под руководством Петра Буханова. Этот киевский математик получил приказ создать группу по науке и технике. В конце 1941 года ее основал 53-летний Леонид Р. Квасников, выпускник Московского института химического машиностроения, который также имел определенные представления об атоме.
Квасников дал Яковлеву в Нью-Йорке и резидента в Лондоне, Берлине и Вашингтоне новое задание: «Передавайте любую информацию об атомной программе!»
Полученные телеграммы привлекли внимание Лаврентия Берии, одного из трех первых заместителей Председателя Совета Министров, который также руководил тайной полицией. Берия тут же показал телеграммы Сталину. Советский вождь уже слышал о таких вещах. Якобы перед самым началом войны он получил письмо, в котором один ученый обращал его внимание на то, что открытие реакции деления немецкими учеными сделает возможным создание бомбы невиданной силы. Кто его написал? Скорее всего, академик Николай Н. Семенов, директор Института химической физики. В 1939 году он же послал об этом сообщение в Народный комиссариат (министерство) тяжелой промышленности. Физики Юлий Харитон и Яков Зельдович рассчитали, сколько потребовалось бы урана для одной бомбы. Результат их удивил — лишь 10 кг.
«Однако Сталин, как и большая часть руководства страны, тогда еще не мог в полной мере понять и предвидеть всю значимость этих работ, — вспоминал полковник КГБ Владимир М. Чиков в статье, созданной на основе документа НКВД под номером 13 676, который напечатала газета «Новое время». — Так и само понятие атомного расщепления ему ни о чем не говорило …». Сталин не верил сообщениям о подобном супероружии, считая его намеренной дезинформацией со стороны англичан.
Через два месяца Берия получил важное сообщение от военной контрразведки. У убитого немецкого офицера была найдена записная книжка со странными математическими расчетами. Ученые, которым это показали, утверждали, что это расчеты ядерных реакций в смеси тяжелой воды и урана 235.
А потом из Лондона пришла еще одна телеграмма от «Вадима». С этим сообщением, так же как и с записями немецкого офицера, Берия ознакомил Сталина. Ведь надежный источник ссылался на самые высокопоставленные британские фигуры.
«Комитет по военному использованию атомного взрыва сообщил министру авиации, а затем и Черчиллю, что атомную бомбу можно сконструировать еще до конца войны, но только если в распоряжении будут необходимые средства», — писал лондонский информатор московскому центру. «В проекте говорится, сколько понадобится людей, электричества, денег, также обозначены размеры бомбы, сила взрыва и число возможных жертв. В Англии начинают строить опытный завод по производству урана 235, а в Канаде создается промышленное предприятие. При этом Англия не обойдется без большой финансовой помощи, поэтому она предложила США вести вместе дальнейшую работе, направленную на создание атомной бомбы. Президент Рузвельт согласился на полномасштабный обмен научной информацией с Англией и послал Черчиллю личное письмо, в котором предложил вести все работы в этом важном направлении вместе».
Сталин сохранял недоверие: «А что если все это лишь игра, которая должна нас вывести из равновесия и толкнуть страну на авантюру, которая нас истощит?»
В конце января 1942 года полковник ГРУ Семен Кремер телеграфировал из Лондона: вместе с британскими физиками над этой задачей работают французы Ганс фон Голбан и Лью Коварски, которые вывезли из Парижа два резервуара с тяжелой водой. В марте Фукс, которому измелили оперативное имя на «Отто», передал еще 155 страниц документов.
Кремер добивался отправки на фронт. После его отъезда из Лондона в октябре 1942 года Фуксом стала заниматься «Соня», Урсула Гамбургер, вышедшая замуж за британца Бертона. Она была сестрой Кучинского, но Фуксу в этом не призналась.
В середине февраля военные из ГРУ передали все данные, касающиеся урана гражданской разведке НКВД. Берии удалось получить согласие Сталина на то, чтобы все материалы о готовящемся супероружии сосредотачивались в руках его подчиненных. 10 марта 1942 года он отправил в Кремль объемистое письмо, в котором суммировались данные о британских, французских и немецких исследованиях. Это был первый документ, который нарушил спокойствие Сталина.
Через четыре дня «Вадим» сообщил подробности о немцах, полученные от Фукса: «Согласно сообщениям, заслуживающим доверия, в Германии в Институте кайзера Вильгельма под руководством Отто Гана, Вернера Гейзенберга и Карла Фридриха фон Вайцзеккера в условиях полной секретности идет работа над атомным оружием. По словам высокопоставленных генералов вермахта, оно должно принести Рейху победу в войне. Исходным сырьем для ядерных исследований является так называемая тяжелая вода. Технологию ее производства удалось получить в норвежском городе Рьюкан в компании Norsk Hydro. В настоящее время исследуется возможность увеличения производительности Norsk Hydro настолько, чтобы она могла поставлять в Германию 10 тыс. фунтов тяжелой воды ежегодно».
Приказ разведки под номером 834/23
В апреле 1942 к Сталину обратился неизвестный подпоручик Георгий Н. Флеров. Этот слушатель авиационной технической школы, по первому образованию физик, провел несколько часов в университетской библиотеке в Воронеже. Там он нашел последние выпуски американского журнала Physical Review, в котором часто публиковались статьи о новых открытиях при исследовании атома. И его поразило — нет ни слова об атоме! Но ведь невозможно, чтобы эти исследования остановились. Их утаивали, и других объяснений нет!
Диктатор понял, что сообщения разведки, вероятно, не дезинформация. Но почему же тогда, думал Сталин, мое внимание на это обращают не заслуженные академики, а какой-то рядовой ученый в униформе?
Однако решающим для Сталина были сообщения Фукса о ходе работ в Англии и в США. Так пишет бывший подполковник КГБ Олег Гордиевский в книге о советской спецслужбе «КГБ — История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева», которую он издал вместе с историком Кристофером Эндрю после своего побега в Великобританию. Кремлевский правитель окончательно поверил, лишь прочитав информацию из США. Весной 1942 года он приказал Вячеславу Молотову обсудить ситуацию с советскими учеными.
На заседании Сталинского комитета обороны в рабочем кабинете Сталина в Кремле собрались академики Абрам Йоффе, Владимир Вернадский, Виталий Хлопин и Петр Капица.
Первым слово взял Йоффе: «Если мы рассмотрим эту сложную научную задачу, то увидим, что у нас есть лишь один плюс: мы знаем, что проблема атомной бомбы решаема. А вот минусов намного больше. Первый из них заключается в том, что англичане привлекли к этой работе самых крупных ученых со всего мира. У нас таких специалистов меньше, при этом все отягощены работой на оборону. Англичане создали сильные научные базы в Оксфорде, Бирмингеме, Кембридже и Ливерпуле. У нас их мало, и сегодня все они истощены войной, находятся в плохом состоянии. Когда английские ученые начинали свои исследования, они опирались на хорошую промышленную основу. Наша промышленность намного слабее, кроме того, она страдает от войны, а где-то просто уничтожена. Научные инструменты рассеяны между разными комиссариатами, и их практически невозможно использовать».
Но Сталин принял решение раньше: «Я понимаю, что проект супероружия требует огромного числа людей, материальных и финансовых ресурсов, но мы начнем его, невзирая на тяжелые условия военного времени. Первое, на чем мы должны сосредоточиться, это развитие тех отраслей промышленности, которые необходимы для атомной бомбы. Во-вторых, мы должны искать кратчайшие и самые дешевые пути для ее производства».
«Но все равно это займет у нас 10 лет», — возразил ему один из ученых.
«Думаю, что пока мы можем вам в кое-чем помочь, — непоколебимо заявил Сталин. — Например, мы можем предоставить вам некоторую недоступную информацию, которая поможет вам сократить работу. Пожалуйста, расскажите товарищу Берии, какой тип сообщения вам нужен. Какие ориентационные пункты и направления работы вам нужно на первом этапе знать. На отдельном листе напишите, какие сообщения вам нужно получить из-за рубежа. У нас есть люди, которые занимаются такими вопросами».
И Сталин многозначительно посмотрел на Берию: «Ядерную программу вы возьмете под свой контроль, Лаврентий Павлович! Сообщения разведки немедленно передавайте товарищам!»
Уже на следующий день Сталин позвал к себе начальника внешнего отдела НКВД генерала Павла Фитина, то есть начальника разведки, и Василия Зарубина, который собирался отправиться в США в качестве резидента.
Он отдал им приказ: «Во-первых, вы должны следить за тем, не собираются ли Черчилль и американцы заключить с Гитлером сепаратный мир и вместе напасть на СССР. Во-вторых, получайте информацию из американского министерства обороны о немецких планах на восточном фронте. В-третьих, выясняйте тайные планы англичан и американцев».
Восторженные молодые коммунисты
В начале 30-х годов высокий уровень безработицы, который стал следствием экономического кризиса, поспособствовал тому, что многие американцы начали видеть будущее мира в социализме, который строит Советский Союз. В коммунистическую партию вступали тысячи людей, в том числе интеллектуалы. И коммунистическая партия США, как и другие партии в мире, создавала по приказу Москвы нелегальные структуры — это было частью так называемой большевизации. Эти тайные ячейки были призваны помогать советской разведке в секретных операциях, а при удобном случае они должны были попытаться захватить власть в стране с помощью вооруженных выступлений.
Сначала в США обосновалась военная спецслужба ГРУ. А НКВД отправил туда своего человека лишь в 1933 году: Гайка Овакимяна направили в торговую организацию Амторг в Нью-Йорке. Первые советы о жизни в Америке ему давал член центрального комитета Коммунистической партии США Яков Голос, который помогал завербовать агентов в среде надежных товарищей.
Овакимян настолько хорошо впитал все об Америке и шпионаже, что в ФБР о нем говорили как о «хитром армянине». Он окончил аспирантуру в МВТУ, поэтому много занимался научно-технической разведкой. Он завербовал несколько агентов с техническим образованием. Для будущего ядерного шпионажа наиболее значимым был Гарри Голд. Лишь весной 1941 года ФБР арестовало Овакимяна во время встречи с агентом, и его сделали персоной нон-грата. На его место приехал Василий Михайлович Зарубин, «Максим», который когда-то пользовался фамилией Зубилин.
Нелегальной резидентурой, которая появилась в 1934 году, руководили Борис Базаров, «Норд», и Исаак Ахменов, «Юнг». Им удалось привлечь к сотрудничеству несколько высокопоставленных чиновников в Министерстве иностранных дел и торговли, а также предпринимателей, которые передавали весьма нужную политическую и экономическую информацию.
«Максим» требовал от членов руководства КП США, в первую очередь от членов секретных структур, основанных примерно в 1930 году, чтобы те помогали в вербовке новых агентов разведки ГРУ. Все считали это своей интернациональной обязанностью по отношению к СССР. Новичкам нужно было измениться: перестать выражать коммунистические взгляды и, напротив, начать излагать правые, отказаться от подписки на Daily Worker и отдалиться от рабочего движения или дискуссионных кружков социалистического толка.
При Рузвельте в Америке царила такая атмосфера благожелательности, что подобное изменение, как правило, разведчикам удавалось. Тайная полиция ФБР подозревала в незаконной деятельности лишь малую часть из тех, кто скрывал свое коммунистическое прошлое. Как удалось узнать Василию Митрохину, бывшему главе архива разведки КГБ, в марте 1941 советская агентурная сеть имела в США 221 члена, из которых 41 был техническим специалистом.
Несмотря на это, в некоторых университетах и исследовательских лабораториях с людьми, которых подозревали в членстве в коммунистической партии, быстро расправились.
Осенью 1940 года из Калифорнийского университета в Беркли уволили математика Кеннета Мэя. Этот талантливый 26-летний ученый не хотел отказываться от своих коммунистических убеждений. Несмотря на это он продолжал ходить на вечера и знакомился там со специалистами из Радиационной лаборатории университета, которых приглашал на лекции и дискуссии в марксистские кружки. Там шли споры и о результатах ядерных исследований. И неудивительно. Команды химиков и физиков совершали чудеса. В марте 1941 года они поменяли один элемент на другой, получив таким образом плутоний. Другая группа, через три месяца, упростила производство урана 235.
Летом 1941 года ФБР выявило первую попытку получить информацию из Радиационной лаборатории. Ее предприняли члены одной ячейки Мэя. Их действиями руководили Руди Ламперт, глава коммунистического подполья в Калифорнии, и Марсель Шерер, член центрального комитета КП США. А за ними стоял Стив Гельсон, первоначально Мезарох, родившийся в венгерской семье в Хорватии. В 30-е годы он окончил Международную ленинскую школу в Москве, известную кузницу кадров для разведки.
13 августа 1942 года американцы открыли специальный орган для работ по созданию атомной бомбы, назвав его проект «Манхэттен», или «Проект разработки запасных материалов» (Project of Development of Substitute Materials, кратко — Projeсt DSM). Его руководителем стал недавно назначенный генерал Лесли Р. Гровс. 64-летний «Greasy» Гровс (Жирный Гровс), как его прозвали однокурсники по университету в Вест-Пойнте, имел опыт в строительстве военных объектов, в том числе Министерства обороны (Пентагона), а последней его должностью был пост заместителя командующего саперными войсками.
Сначала эти исследования были распределены между несколькими лабораториями в Чикаго, Нью-Йорке, Принстоне и Беркли. Его безопасностью занималась не только тайная полиция ФБР, но и военная контрразведка G-2.
Где мы будем конструировать бомбу? Это должно быть глухое место, которое никто не знает. Научный глава проекта профессор Джулиус Роберт Оппенгеймер, 36-летний физик-теоретик, предложил горную площадку вблизи города Альбукерке в Нью-Мексико, где была лишь конная школа. Да, это отличная идея.
Между тем Энрико Ферми, 41-летний физик, завершал в Чикаго первый ядерный реактор. Этот итальянец получил перед войной Нобелевскую премию и эмигрировал, убежав от фашизма, в США. Реактор был пущен 2 декабря 1942 года. Таким образом, в научном отношении путь к управлению атомным огнем был открыт.
В 1942 году ФБР установило, что членом коммунистической партии является и др. Кларенс Хискей, руководитель лаборатории Колумбийского университета в Нью-Йорке, в которой проводились секретные испытания. Когда научные группы проекта переезжали из Нью-Йорка в другие города, в конце лета 1943 года в Чикаго переехала и лаборатория др. Хискей. Агентов, которые шли по пятам за ученым, он шокировал своим поведением. Он уговаривал своих подчиненных, чтобы они вступили в Федерацию архитекторов, инженеров, химиков и техников, то есть в объединение, которое контролировали коммунисты. Позже он основал, вместе с одним коллегой, Школу им. Авраама Линкольна как образовательный орган коммунистической партии. А других работников лаборатории он неоднократно призывал: «Приходите в нашу школу! Там вы можете изучить русский язык — язык наших военных союзников!»
В один осенний день сотрудники G-2 следили за встречей Хискей в парке Линкольна в Чикаго. На нее пришел болезненно выглядящий старик, похожий на иностранца. Оба вели себя как заговорщики. Хискей, советское оперативное имя «Эскулап», передал иностранцу портфель, и они быстро разошлись.
Один агент проследил за стариком вплоть до его квартиры. Неизвестный пробыл там недолго. С помощью отмычки офицер проник внутрь и открыл портфель. О Боже! Перед ним лежали особо секретные документы о строительстве завода K-25 в Теннеси, о последних исследованиях в Чикаго и о результатах англо-американских исследований.
Особенный нелегал
Кто же этот болезненный старый иностранец? ФБР начало расследование: прослушивало телефон, просматривало корреспонденцию и следило за каждым его шагом. Но ведь это старый знакомый — Артур Александрович Адамс, дореволюционный большевик!
Адамс родился 25 октября 1885 года в шведском городе Эскильстуна. Его отец, инженер, умер вскоре после рождения сына, а мать, русская еврейка, вернулась в Россию. Когда Артуру было 10 лет, она тяжело заболела и тоже умерла. Мальчик рос у родственников матери в деревне Чудово под Санкт-Петербургом. В возрасте 14 лет он поступил в училище, желая стать судовым механиком. Вскоре он втянулся в социальную борьбу, начал агитацию среди рабочих, участвовал в стачках и был несколько раз арестован тайной полицией. В 1905 году в тюрьме его избили так, что с тех пор его преследовали боли в позвоночнике. Его отправили в ссылку, но через два года он нелегально переправился в Финляндию. Адамс жил в эмиграции в Египте, Италии, Аргентине, США и Канаде. В техническом университете Торонто он изучал машиностроение. В 1920 году вступил в нелегальную ячейку до той поры несформированной Коммунистической партии США.
В следующем году он уехал в Россию и работал на разных руководящих должностях. В 1927 его отправили в США, чтобы он набрался опыта в строительстве фабрик по производству грузовиков. Впоследствии он пытался приобрести у фирмы Curtis-Wright истребители. Его женой стала американка, которая переехала в Москву. ФРБ предполагало, что он является сотрудников НКВД, но на самом деле он представлял ГРУ. В 1935 году его завербовал начальник ГРУ Ян Берзин.
Полицейские выяснили, что Адамс проник на американскую территорию из Канады в 1938 году по фальшивому паспорту. Пять лет о нем никто ничего не знал! Этот позор контрразведка теперь пыталась компенсировать тем, что агенты не спускали с него глаз. Адамс, как глава нелегальной резидентуры «Ахилл», жил в Нью-Йорке под прикрытием главы фирмы под названием Technological Laboratories («Технологические лаборатории»). У него была масса знакомых в профессиональных кругах, и он сразу же познакомился с чикагским «Металлургическим проектом», который вначале был центром американских ядерных исследований.
С осени 1943 года, когда из-за Хискей он попал в поле зрения ФБР, он много ездил по США. Адамс выдавал себя за радиоинженера и официально работал торговым представителем Самюэля Новика по радиотехнике, так что имел предлог для путешествий. На Аляске ФБР помешало ему получить секретное сообщение. Потом он отправился в Нью-Йорк, где в отеле Peter Cooper имел постоянную комнату. Далее он отправился в Ок-Ридж и Калифорнию. Однако и эти поездки в целом не увенчались успехом: ни к кому из важных лиц ему подобраться не удалось.
Однако Адамс получал разнообразную информацию в письмах, которые шли на его почтовый адрес в Бруклине. Ему писала сотня людей со всей страны — коммунистически настроенные функционеры профсоюзов в ядерных организациях и военнослужащие. … Из этих обрывочных сообщений наконец можно было составить единую картину. Ни один из информаторов не работал за деньги или по социальным причинам — все верили в победу «советского пролетариата». Как только ФБР устанавливало личности этих людей, руководство предприятий или армейских частей переводило их на другие места или изолировало.
Советский агент вывел полицию на след других людей.
Среди них был и Самюэль Новик, владелец радиотехнического завода в Нью-Йорке. В декабре 1937 года Новик сообщил органам, что на протяжении 10 лет на его канадском заводе в качестве радиоинженера работал Адамс, хотя это было неправдой. Теперь, во время войны, Новик производил для армии секретные детали для радаров. При этом на него работали коммунисты, которым он, более того, помогал в их пропаганде.
Для некоторых встреч Адамс использовал ювелирный магазин Виктора Стоуна в Нью-Йорке. Их общий друг Юлиус Хейман, который финансово участвовал в магазинах Стоуна, посещал в качестве экспортера стали Швецию.
«Один мой коллега имеет доступ к секретной информации», — рассказал Хискей Адамсу 21 января 1944 года. Нелегал попросил Москву дать согласие на его вербовку. Когда ответ долго не поступал, он встретился с ним в конце месяца на собственный страх и риск. Ученый якобы представился как Мартин Кэмп, но скорее это был др. Джон Хичкок Чэпин.
Во время второй встречи 23 февраля Чэпин передал советскому нелегалу более тысячи страниц секретных документов и образцы чистого урана и бериллия, как об этом пишет анонимный автор статьи на российском сайте Agentura. Ни Чэпин, ни другие ученые пока не подозревали, что манипуляции с образцами этих радиоактивных элементов наносят непоправимый вред здоровью, поэтому и не защищали себя. И только впоследствии они ощутили эту ошибку на собственном здоровье. На других встречах Адамс получил еще 4 тысячи страниц документации для фотографирования. Как правила, своего информатора он вознаграждал сотнями долларов.
Но и Чэпин не ушел от внимания ФБР. Когда его допрашивали, он утверждал, что с этим русским они не нашли общего языка. Якобы он был «эдакий сухарь». Этим выражением он поразил контрразведку, поэтому смог продолжить работу в ядерном проекте. Сотрудники американских служб безопасности порой были невероятно наивны. Лишь в мае 1945 года Чэпин ушел с работы по своим причинам.
Летом Маннинг встретился с Адамсом на съезде Американского химического общества в Нью-Йорке. Русский его «прощупывал» и старался склонить к шпионажу. Студент не хотел и слышать о работе на иностранцев, пусть даже на союзническое государство. Сразу после возвращения в Чикаго он заявил начальству: «Советский агент пытался меня привлечь к работе на его спецслужбу. А я, разумеется, отказался!»
Когда в июле военнослужащий Маннинг прилетел в Нью-Йорк, он сразу же позвонил Адамсу и обвинил его: «Вы виновны в том, что меня призвали в армию! Вы должны были знать, что за вами следит ФБР!» Больше они уже не встречались.
В марте 1943 года поздно вечером к Нельсону пришел незнакомый человек, который перед этим в телефонном разговоре назвал себя «Джо». Позже тайная полиция узнала о его встрече с советским вице-консулом в Сан-Франциско Петром Ивановым, офицером НКВД. Через несколько дней из Вашингтона в Сан-Франциско приехал третий секретарь советского посольства Василий Зарубин — «Максим». Он тоже встретился с Нельсоном.
Кто такой «Джо»? Вудро Вайнберг, 26-летний физик, член Лиги молодых коммунистов? Скорее всего. Вайнберг встречался с несколькими коллегами из Радиационной лаборатории в Беркли. На последней встрече 12 августа 1943 года он посоветовал им: «Сожгите партийные удостоверения! Избегайте состояния опьянения, в котором вы можете себя выдать! И будьте осторожны!» У Вайнберга отобрали допуск к секретным разработкам, так что он не мог участвовать в ядерных исследованиях.
Передала ли сеть Нельсона какую-то секретную информацию о ядерных исследованиях Советам? Вероятно, да. А почему ее члены не предстали перед судом? Скорее всего, потому, что в США царила благоприятная атмосфера для СССР, для «наших военных союзников», и суд над шпионами бросил бы тень на взаимоотношения.
Еще до попытки завербовать Маннинга Адамс подозревал, что тайная полиция за ним следит. Когда он хотел с кем-то встретиться без ее надзора, он переодевался до неузнаваемости. Почему же он скомпрометировал Маннинга и некоторых других? Не хотел ли он тем самым пустить ФБР и недавно созданную Военную контрразведку CIC (Army Counter-Intelligence Corps) по ложному пути? Не было ли это дезинформационной игрой, которая должна была прикрыть другую, настоящую, советскую шпионскую деятельность? Мы не знаем.
В конце октября 1941 года агенты ФБР следили за тем, как из дома одного юриста в Нью-Йорке выходили Стоун и Хейман. Вскоре после них вышел и Адамс с каким-то чемоданчиком. Он сел в автомобиль Павла Михайлова, который на самом деле был полковником ГРУ Мелкишевым, и они отправились в советское консульство. На улицу агент вернулся с пустыми руками.
К удивлению, Хискей остался активным шпионом и в армии. Это стало понятно сразу, во время его первого отпуска, когда он ехал на поезде с Аляски в Чикаго через всю Западную Канаду. На вокзале в Эдмонтоне, где поезд стоит долго, он вышел из вагона на перрон. Агент CIC Чарльз Кларк, который следил за ним, в это время обыскал его пальто. В нем он нашел записную книжку с множеством секретных данных о ядерных исследованиях. Где он их достал? Ведь у него нет к ним доступа! Лишь после войны выяснилось, что Хискей получил их от другого агента, до сих пор неизвестного, для которого он был связным.
Аляска оказалась тоже слишком близко! Хискей перевели на Гавайские острова.
После встречи с Михайловым-Мелкишевым Адамс понял, что за ним следит ФБР. Несмотря на это, он продолжал тайно встречаться с агентами «Кампом», «Карлом» и «Эскулапом». Он был уверен, что каждый раз перед встречей он уходил от слежки. И тайная полиция, вероятно, три этих агента так никогда и не идентифицировала.
Наконец ГРУ подготовило Адамсу отступление. Он окончательно скрылся из поля зрения детективов ФБР, поменяв пять квартир за несколько месяцев, а затем покинул Америку. Он вернулся в Москву через несколько стран в конце 1946 года.
«Реймонд» — успешный курьер
Черчилль и Рузвельт на встрече в Квебеке в августе 1941 года договорились о том, что все работы по созданию бомбы будут переведены в США. Бертон, «Соня», сообщила об этом штабу ГРУ как доклад от Фукса, «Отто», 4 сентября. «Военно-политическое командование СССР, вероятно, впервые получило информацию о том, что США и Британия утаили от Москвы объединение своих усилий для создания принципиально нового и очень мощного оружия — атомной бомбы», — отметил Владимир Лота в книге «ГРУ и атомная бомба».
Британские ученые начали уезжать за океан. Среди них был и Клаус Фукс. До этого он передал двум курьерам 570 страниц материалов. На последней встрече Бертон передала ему по приказу из центра 50 фунтов в качестве вознаграждения. Смешной гонорар!
С корабля этот физик сошел в порту Нью-Йорка в ноябре 1943 года. Он не подозревал, что ему дали новое оперативное имя «Рест» («Отдых»).
С новым связным он встретился в Нью-Йорке однажды в январе 1944 года в районе Ист Сайд. Встреча имела все характеристики, известные по шпионским романам. Фукс держал в левой руке желтый теннисный мячик. Нужного ему человека он сразу же узнал, потому что в руке в перчатке он нес книгу в зеленой обложке, а вторую перчатку он держал в другой руке. Он подошел к британцу и сказал пароль: «Не подскажете, как пройти к Центральному вокзалу?» Затем незнакомец представился «Реймондом».
Такси привезло их в ресторан на Третьей авеню. Там агент «Рест» передал «Реймонду» конверт со словами: «Я всегда буду передавать вам письменную информацию. Если у вас будут какие-то вопросы, я отвечу на них. Но вы не должны ничего писать, вам надо запомнить мои ответы и только дома их записать».
Во второй раз они встретились в июне 1944 года. «В следующий раз я принесу вам планы по производству урановой бомбы», — пообещал Фукс. Третья встреча состоялась через две недели. В середине июля была еще одна. Тогда Фукс передал ««Реймонду» копию планов создаваемого атомного завода в Ок-Ридже недалеко от Кноксвилля в Теннесси, а также оборудования в нем, включая электронный компьютер для сложных расчетов ядерной физики.
«Реймонда» звали Гарри Голд, его родители были уроженцами Киева, но уехали оттуда, вероятно, опасаясь еврейских погромов. Когда они жили в швейцарском Берне, у них 12 декабря 1910 родился сын Генрих. В июне 1914 они приехали в Нью-Йорк и осели в Филадельфии. Отец работал плотником на разных заводах, а мать была домохозяйкой.
Гарри был одиночкой. Его немного интересовали естественные науки. Летом 1928 года он окончил среднюю школу, но никак не мог найти постоянную работу. Лишь на Рождество он начал работать химиком-помощником в фирме, производящей сахар, Pennsylvania Sugar Co. Там его заметил начальник — др. Густав Рич. «У этого парня есть талант!» — подумал Рич и порекомендовал его родителям, чтобы те отдали его учиться. После двух лет работы Гарри накопил огромную сумму — 2500 долларов — и поступил на дневное обучение в местный университет. Экономический кризис, который разразился осенью 1929 года, разрушил его планы.
Через четыре года он нашел место на заводе по производству мыла Hollister Co. В Нью-Джерси. Там он сдружился с человеком, который называл себя Том Блэк, но, по данным ФБР, его звали Трой Нилльс. Том был убежденным коммунистом и начал брать Гарри Голда с собой на встречи местной ячейки. Позже он привел его и в прокоммунистическую Федерацию архитекторов, инженеров, химиков и техников.
В конце 1933 года сахароварня в Филадельфии снова набирала сотрудников, и Гарри смог вернуться домой, уже будучи убежденным коммунистом. Он выписывал коммунистическую газету Daily Worker и регулярно ходил на все собрания. Кроме того, он по вечерам учился. В 1935 году он получил диплом инженера органической химии.
В апреле 1935 года Голд узнал, что его начальник и защитник др. Рич разрабатывает один производственный метод, который мог бы быть интересен русским. От Тома он получил адрес Пола Смита, сотрудника советского торгового предприятия «Амторг».
В Нью-Йорк к Смиту он отправился в ноябре. Новый знакомый дал ему первую шпионскую инструкцию: «Если вы хотите работать на Советский Союз и на благо рабочих всей планеты, то вы не смеете себя выдавать! Вы должны прекратить отношения с Томом и другими коммунистами, перестать покупать коммунистическую и другую революционную литературу. Вы должны вести себя как американский патриот и продолжать учиться!»
Голд стал действовать именно так. И хотя он не получил обещанного метода Рича, он передал СССР другие ценные материалы о производственных технологиях и о своей фирме. Кроме «Реймонда», его оперативными именами были «Дейв» и «Франк Кесслер».
Когда началась война, Гарри не взяли в армию, так как у него было высокое давление. В качестве курьера его время от времени начали использовать агенты, размещенные в советском генеральном консульстве в Нью-Йорке.
Осенью 1944 года он договорился с Фуксом-«Рестом» о встрече, о запасной дате и месте. Однако агент не пришел ни на одну из встреч. «Реймонд» испугался. Он пришел в советское консульство к «Джонни» — под этим именем он знал Анатолия Яцкова. Советский дипломат дал ему адрес квартиры агента, но зря: тот уже успел съехать. Затем «Реймонд» позвонил его сестре. Ответ госпожи Кристел Хейнеман его успокоил: «Брату пришлось срочно уехать куда-то на Юго-Запад. Если у него все получится, он приедет к нам на Рождество».
После нового 1945 года физик объявился. В Кэмбридже в штате Массачусетс он передал «Реймонду» записи, касающиеся плутониевой бомбы, включая чертежи, методы конструирования, а также сообщение о том, что плутоний производит завод в Ганфорде в штате Вашингтон. Он также приложил чертеж запальника плутониевой бомбы, который мог бы заинтересовать русских. И добавил: «В следующий раз мы встретимся в Санта-Фе, так как я не могу далеко уезжать от лаборатории!» Этот город в штате Нью-Мексико было воротами в секретные ядерные лаборатории в Лос-Аламос, согласно предложению Оппенгеймера.
На встречу с физиком в Санта-Фе «Реймонд» ехал из Нью-Йорка на поезде до Альбукерке, а оттуда на автобусе. Они встретились 2 июня 1945 года, в первую субботу месяца, на мосту Кастилло Бридж в четыре часа дня.
«В следующем месяце первая бомба будет испытана, — заявил агент связному. Но я не думаю, что ее удастся закончить так скоро, что ее можно будет использовать против Японии». Перед уходом Фукс снова передал «Реймонду» письменное сообщение. Это было в точности в соответствии со шпионскими правилами: чтобы курьер не имел у себя компрометирующих материалов при себе раньше. В следующий раз они встретятся через 3,5 месяца у костела в Санта-Фе.
19 сентября они встретились там без проблем. Агент имел для «Реймонда» письменную информацию о трех сброшенных бомбах: описание, размер, содержание и конструкция. Он описал и тестовый взрыв 16 июля в Альбукерке. Наконец он допустил, что очень недооценил промышленный потенциал США, когда думал, что они не смогут произвести бомбу настолько быстро, что смогут использовать ее против Японии.
На следующий день Голд нашел в Альбукерке квартиру семьи Грингласс.
Секретный знак — половина желе
Сержант Давид Грингласс, который тоже работал в Лос-Аламос, был женатый и бездетный. В сентябре 1945 года курьер показал половину пакетика малинового желе Jell-O. Это было секретным знаком, о котором зимой они договорились с Юлиусом Розенбергом, зятем Давида и агентом НКВД «Антенной». Давид составил сообщение обо всем, что до сих пор заметил, и дополнил его несколькими картинками, из которых наиболее важной был запальник бомбы. Голд передал ему 500 долларов вознаграждения.
Давид родился 3 марта 1922 года и был младшим из четырех детей механика Барнета Грингласса, происходившего из России, и его жены Тесси, родившейся в Австрии. Они жили в районе бедных переселенцев Лоуер Ист Сайд в Нью-Йорке. Родители не были ортодоксальными евреями, поэтому они не приучали детей к иудейской вере.
Уже в возрасте 14 лет Давид вступил в Лигу молодых коммунистов. Его подруга детства Рут, которой было 12, тоже жила коммунистическими идеалами. Когда ему было 15, за его сестрой начал ухаживать студент Юлиус Розенберг, который был коммунистом. Он приносил им политические брошюры и научные журналы. Молодежь продолжала укрепляться в своих идеалах.
Политика настолько захватила жизнь Давида, что он оставил учебу в бруклинском училище, потому что не успевал по многим предметам. Вскоре его выгнали из магазина, а потом и фирмы International Telephone & Telegraph из-за его профсоюзной деятельности. Наконец он получил место в лаборатории, где занимался легальной деятельностью его профсоюз, находившийся под влиянием коммунистов.
В конце ноября 1942 года Дэвид Грингласс женился на Рут Принтц, которая работала секретарем в одной небольшой страховой компании и была членом тех же профсоюзов, что и он. Ее родители тоже переехали из Европы: отец — из Венгрии, а мать — из России.
Через четыре месяца после свадьбы Дэвид надел военный мундир. После начальной подготовки он начал службу в военной почте. В августе 1944 года он написал жене: «Мне нужно переключиться на какую-нибудь тайную задачу. Всю корреспонденцию будут читать цензоры!»
Сначала он закончил в Ок-Ридже курс, где узнал, что будет работать с атомным проектом. В августе он начал работать механиком в лабораториях в Лос-Аламос. Его направили в отдел, который обслуживал др. Джорджа Кистяковского, специалиста по термодинамике из Гарвардского университета в Кембридже. Там он оставался на должности сержанта технической службы до конца февраля 1946 года, когда он ушел в отставку. Еще до того, как в ноябре 1944 года к нему приехала жена Рут, чтобы отпраздновать вторую годовщину свадьбы, его зять попросил ее о небольшом одолжении: «Пусть Дэвид узнает физические параметры проекта атомной бомбы, имена ученых, приблизительное количество сотрудников, меры безопасности, удаленность лабораторий от Санта-Фе и Альбукерке. А ты ничего не записывай и не рисуй — все надо запомнить! Вот тебе для него 150 долларов. Русские — наши союзники, но все равно наши не дают им никаких данных об этом оружии».
Яковлев считал сообщение Розенберга о двух родственниках успешной вербовкой. Так что 14 ноября он мог передать в Москву оперативные имена новых агентов: Рут — «Оса» и Дэвид — «Шмель».
Дэвид, не колеблясь, рассказал жене все, что знал о Лос-Аламос: удаленность от населенных пунктов, расположение лабораторий, имена заметных ученых и некоторые их оперативные имена, меры безопасности. «Я думаю, что приеду домой на Рождество и тогда расскажу Юлиусу больше», — заключил он.
Отпуск в Нью-Йорке он смог провести лишь в начале января 1945 года. Он рассказал зятю, что работает слесарем на разных очень взрывоопасных запальниках. Некоторые из них он зарисовал. Он также написал на бумаге другие данные, которые там видел. Однажды вечером Юлиус устроил встречу Дэвида с незнакомым мужчиной: это был советский вице-консул Яковлев, «Алексей», который отвечал за шпионаж в ядерных исследованиях. Разумеется, они говорили о Лос-Аламос.
Позднее Розенберг предложил Рут: «Переезжай в Альбукерке. Ты будешь ближе к Дэвиду. А чтобы у тебя были средства для существования, я передам тебе достаточно денег от друзей. А если приедет кто-то чужой за сообщениями, вы легко его узнаете», — добавил Юлиус и разрезал упаковку малинового желе Jell-O. Рут достала половину, а вторую Юлиус оставил себе. «Если ты приложишь их друг другу, они должны совпасть. Это опознавательный знак». Впоследствии с ним пришел Голд — «Реймонд».
Курьер вернулся в Нью-Йорк и передал все конверты Яковлеву. Когда он разговаривал с ним по прошествии нескольких недель, советский вице-консул хвалился посылкой от молодого солдата: «Она чрезвычайно хороша и ценна».
Во время короткого отпуска в сентябре 1945 года в Нью-Йорке сержант, которому Советы поменяли оперативное имя на «Калибр», получил от Юлиуса 200 долларов. Зятю тот заявил: «Тот чертеж бомбы, который я передал тебе в январе, эту бомбу наши сбросили на Хиросиму. А теперь у меня есть описание второй — той, что уничтожила Нагасаки». Юлиус Розенберг родился 12 мая 1918 года в Нью-Йорке в ортодоксальной еврейской семье, приехавшей из России. Отец Гарри Розенберг воспитывал мальчика в религиозной и патриотической строгости. Дома он твердой рукой командовал своими четырьмя детьми и женой Софией. Работая телефонистом в одном магазине женской одежды, он получал, в масштабах Ист-Энда, довольно большое жалование. Он заботился о том, чтобы члены его семьи ходили аккуратные и умели себя вести. Во время обеда у них все говорили на идише, но после еды глава семейства читал детям и жене порой нескладную лекцию на английском языке об истории Америки.
Отец приготовил для Юлиуса путь еврейского раввина. Мальчик начал посещать религиозные школы, но вскоре после 16-летия воспротивился и пошел учиться в среднюю техническую школу. Вскоре он зажегся коммунистическими идеями и вопреки отцовскому воспитанию начал стараться привлечь к ним и других. Он должен был стать ортодоксальным евреем, а стал ортодоксальным сталинистом.
Недалеко от Розенбергов жили Гринглассы. На одном коммунистическом собрании Юлиус встретил их дочь — невысокую, полную и черноволосую Этель. Ему было неважно, что она на три года старше: она родилась 28 сентября 1915 года. Очень скоро он начал за ней ухаживать. Этель нравились театр, музыка, современные танцы, она была звездой театральной любительской студии. По окончании средней школы она стала секретарем.
Этих молодых людей объединяла деятельность в коммунистической партии, в профсоюзах и в Лиге молодых коммунистов. В то же время Юлиус изучал технику. В феврале 1939 года он стал инженером электротехники, а через четыре месяца после этого он женился на Этель.
Но, даже будучи талантливым инженером-электриком, каковым Юлиуса считали, он долго искал себе место и сменил несколько, прежде чем в сентябре 1940 года начал работать в Военном корпусе связи в Бруклине. Через два года он внезапно оборвал все свои коммунистические контакты и отказался от подписки партийной газеты Daily Worker — это несомненный признак того, что он погрузился в нелегальную работу.
По свидетельству полковника КГБ Александра Феклисова, который тогда работал в нью-йоркской резидентуре, этого инженера заметили в 1942 году. Резидент Зарубин согласился на его вербовку. На первую встречу с ним пошел Семен Семенов «Близнец», первый советский выпускник прославленного Массачусетского технологического института. С тех пор он передавал сообщения обо всем, что торилось у военных связистов.
Но когда в конце следующего года ФБР поймало Семенова с другим агентом, ему пришлось покинуть США. Работу руководящего офицера «Антенны» взял на себя 29-летний Феклисов, «Калистрат». Розенберга он не знал, поэтому однажды в воскресенье он отправился к нему в квартиру — другой возможности познакомиться у него не было. Ведь «Близнец» не договорился ни о какой запасной связи. Это был риск, но ничего другого не оставалось.
Несмотря на то, что на работе Розенберг вел себя нейтрально, в конце 1944 года, когда военная контрразведка в поисках левых элементов вышла на связные войска в Бруклине, он тоже попал в поле зрения. В феврале 1945 года его уволили: «Вы коммунист!» Он нашел новую работу в фирме Emerson Radio Co., куда раньше ходил с проверками: ему предложили очень хорошую зарплату в 5 тысяч долларов в год.
«Антенна» постепенно создал шпионскую сеть, которая имела выход на ученых и инженеров в Кливленде в штате Огайо, в штате Нью-Йорк в городах Сиракузы, Рочестер, Буффало и Скенектеди. Советы начали его курировать под новым оперативным именем «Либерал». Он также привлек нескольких сокурсников из института: Джоэла Барра, «Ретро», а затем «Метра» и «Скаута», Макса Элитчера, «Maкса», Уильяма Перла,»Гнома«, «Якова», Альфреда Саранто- «Хьюза», Мортона Собелла, «Серба». Михаил Сидорович, «Линза», который был для Розенберга курьером, доставлял от них сообщения и документы в основном об электротехнике, самолетах, радарах и ракетах. «Он и его пять агентов-радиоинженеров, которые работали в электротехнических фирмах, постоянно передавали в Москву последние секретные технологии американской оборонной промышленности», — написал на интернет-сайте Agentura Сергей Чернопрудов.
На встречу в декабре 1944 года «Либерал» принес «Калистрату» особо секретный электрический запальник, вместе с запасными частями и документацией. Этим он шокировал курирующего его офицера: «Ведь вынести нечто подобное с фабрики, к тому же довольно тяжелое, было огромным риском!»
Чернопрудов напоминает, что большая часть информации об этом шпионском деле до сих пор остается засекреченной. Тем не менее эта работа должна была иметь большие объемы, ведь «Либерала» обслуживал не только Феклисов, но и Яковлев, супруги Коэн, а также нелегал Уильям Фишер — «Марк». Кроме того, научным шпионажем в США занимались не менее пяти групп. Помимо Розенберга, свою собственную сеть имели Моррис и Лона Коэн, а также Голд, младший «Клен» и «Кинг», чьи настоящие имена неизвестны до сих пор.
После войны Розенберг воплотил свою давнюю мечту: он ушел с работы и стал самостоятельным. Вместе с братьями Грингласс он открыл магазин электротоваров и мастерскую. Но дела у них шли плохо: коммерсантами они не были. Однако свою шпионскую деятельность «Либерал» продолжил. Его друзья продолжали передавать ему сообщения из авиационной и радиотехнической промышленности.
Особый кремлевский кабинет
Кто из ученых должен руководить работами по созданию атомной бомбы? Советские политики подумывали о каком-нибудь академике с большим реноме — лучше всего директоре института. Однако заслуженные специалисты рекомендовали Игоря Васильевича Курчатова. 39-летний физик как раз занимался исследованиями для флота: его интересовала защита судов от магнитных мин.
В Кремле от предложения ведущих физиков огорчились. Какой авторитет может быть у такого человека? В итоге ученые убедили политиков в том, что это самый подходящий человек. Возможно, Сталину больше нравился молодой энергичный русский, чем старый академик и не ариец. Ведь это было во времена, когда военкоматы Красной армии принуждали офицеров запаса еврейского происхождения исправлять в их военных документах первоначальные имена и отчества на русские.
Когда осенью 1942 года Курчатов приехал на заседание в Кремле, Леонид Квасников из НКВД показал ему одно помещение: «По приказу товарища Берии мы выделили вам этот особый кабинет. Тут, Игорь Васильевич, вы будете читать сообщения, которые мы получаем из-за рубежа. Тут мы вместе будем обсуждать». И тут же передал ему несколько первых телеграмм.
Советские шпионы в США имели о ходе работ довольно подробную информацию. В одной депеше из Нью-Йорка «Максим» сообщал: «По последним сообщениям, Белый Дом принял решение выделить большие средства на проведение сверхсекретных научно-исследовательских работ, направленных на создание атомной бомбы. Подобные работы проходят в Великобритании и в Германии».
Курчатов потребовал, чтобы агенты искали следующую информацию:
о научных направлениях и практических путях создания атомной бомбы, ее конструкции, составляющих ядерного топлива и взрывного механизма;
о работах по расщеплению изотопов урана различными способами и установленных предпочтениях;
о трансурановых элементах, нейтронной физике и физике расщепления ядер;
о возможных изменениях в политике США, Англии и Германии под влиянием созданной атомной бомбы;
перед какими государственными учреждениями поставили задачу координировать работы по созданию бомбы, где эти исследования проводятся, и кто их ведет.
Подобную подробную информацию Советам мог предоставить только агент, занимающий высокий правительственный пост, возможно, дополнением было бы сообщение от шпиона, работающего в научном учреждении.
Следующая телеграмма «Максима», поступившая зимой 1942-1943 года, была очень большой и содержательной:
«После нападения на Перл-Харбор японцами отношение правительственных и научных кругов США к практической возможности создания атомной бомбы поменялось. До того как японцы втянули Америку в войну, правительственные органы в Вашингтоне и консервативные представители Пентагона пренебрегали или просто игнорировали возможность расщепления урана.
После вступления США в войну исследования атомной энергии для военных целей требовали, чтобы правительство и Пентагон действовали решительно. Все исследовательские лаборатории, занимающиеся делением урана в Нью-Йорке, Беркли, Принстоне и Чикаго начали работать по единому плану проекта «Манхэттан». Правительство передало организацию работ в ведение армии. Руководителем проекта стал генерал Гровс. По данным, которые пока не удалось подтвердить, возглавляет крупнейшую американскую суперлабораторию, в которой должна быть создана бомба, Джулиус Роберт Оппенгеймер.
Вопрос места, где бомба будет создаваться, решался долго. Оппенгеймер предложил генералу Гровсу горную площадку Лос-Аламос в штате Нью-Мехико. Это пустынная область, отдаленная от атлантического побережья, где иногда появляются немецкие подлодки, имеющие разведывательные цели, а также далекая от населенных областей, население которых может пострадать в случае аварии во время испытаний. Предложение ученого было одобрено, и с тех пор суперлаборатория называется лосаламосской. Вблизи нее во временных бараках живут ученые и инженерно-технический персонал. Те, для кого пока не успели построить жилье, ежедневно приезжают в лабораторию на автобусе из старого городка Санта-Фе.
Чужакам для доступа в эту область нужно особенное разрешение начальника Управления стратегических служб Уильяма Донована. Все те, кто живет в Лос-Аламос: как работники, как и члены их семей, имеют право выезжать за закрытую область один раз в месяц — в последнее воскресенье. Все сотрудники «суперлаборатории» практически отрезаны от мира. Как входящая, так и исходящая корреспонденция цензурируется. Посылать письма за границы Лос-Аламос строго воспрещается. Все жители городка обязаны докладывать военному командованию и службе безопасности проекта «Манхэттан» о своих новых знакомых и всех новых контактах, которые были у них во время отпуска; о людях, которые не входят в их круг и начали разговор о секретных вопросах; о тех, кто проявляет к проекту повышенный интерес.
Каждый отдел должен работать самостоятельно. Городок хорошо охраняется агентами ФБР. За ненадежными следят. Они не могут покидать своих комнат после 10 вечера, пусть даже собираются идти в магазин или к своему коллеге — на каждом шагу за ними следят. В их рабочих кабинетах спрятаны микрофоны. Все телефонные разговоры постоянно прослушиваются. Ученые неамериканского происхождения, которые посвящены в самые большие государственные тайны и которых, как считает ФБР, можно склонить к тому, чтобы они выдали их советским коллегам или разведкам других стран, находятся под специальным инквизиционным контролем.
Несмотря на такую жесткую систему сохранения секретности, мы ищем пути, как внедрить наши надежные источники в Лос-Аламос«.
Агент ошибался лишь в мелочах. Лос-Аламос и другие ядерные центры охраняло не Управление стратегических служб, а военная контрразведка G-2 и гражданское ФБР. Сотрудники могли обмениваться корреспонденцией с внешним миром, но они знали, что их письма будут читать агенты ФБР. Кроме того, отъезды из Лос-Аламос не были настолько строго ограничены.
В то же время в Москву пришла депеша из Лондона: «Мы получили копию особо секретного документа. В двух его частях говорится о реальности создания супербомбы из урана 235 и о производстве плутония на реакторе, созданном на базе оксида урана и тяжелой воды. В сообщении для правительства Черчилля говорится также об оценке размера поперечного сечения ядра урана, о наметках и цене опытного завода по делению редких изотопов процессом диффузии, который разработал профессор Саймон». Фрэнсис Саймон был по происхождению немцем, обладателем Железного креста, полученным в ходе Первой мировой. После прихода к власти Гитлера Саймон бежал в Англию. Первые опыты с диффузным разделением изотопов он начал проводить в оксфордской лаборатории в конце 1940 года, а во время визита американских коллег весной 1941 года все пришли к предварительному мнению о том, что метод Саймона является наиболее многообещающим из всех. Однако последующие исследования на британских островах и в США должны были это еще подтвердить.
В 1943 году на окраине Москвы появилась Лаборатория № 2, которую возглавил Курчатов. После освобождения Харькова Кирилл Д. Синельников создал там Лабораторию № 1. Кроме того, Берия организовал спецлаборатории НКВД, куда приказал свезти из других секретных исследовательских учреждений, называемых «шарашками», заключенных физиков и химиков, имеющих отношение к атому — на случай, если исследования Курчатова зайдут в тупик.
Рождение агента «Персей»
В конце 1942 года резидентура Нью-Йорка сообщила, что имеет возможность заполучить еще одного «ядерного» агента. «К нашему источнику «Луису» обратился один знакомый по войне в Испании физик Артур Филдинг, — написал полковник КГБ Чиков позже в статье. — Учитывая то, что «Луис» работает в Амторге, его интересовало, какое отношение у нему имеют русские, и с кем из них он мог бы познакомиться. При этом Филдинг не скрывал, что у него есть для них ценная информация, которая связана с его отправкой на работу в лаборатории Лос-Аламос. Однако сам он не хочет связываться с сотрудниками советского генерального консульства: он боится. В Нью-Йорк он приехал навестить своих больных родителей. Тут он пробудет две недели. Из недавнего разговора с «Луисом» стало понятно, что Филдинг нам действительно хочет помочь. Мы предполагаем, что его вербовкой может заняться «Луис». Подобные задачи «Луис» уже выполнял — всегда успешно. Просим скорейшего решения».
Однако вся история «Филдинга», впоследствии переименованного в «Персея», была дезинформацией. Чиков для этого использовал Морриса Коэна — «Луиса», коммуниста, который с 1938 года был идейным агентом советских спецслужб.
Моррис Коэн родился 2 июля 1910 года. Его родители были выходцами из царской России: мать — из Вильнюса, а отец — из Киева. Оттуда они уехали, опасаясь еврейских погромов. В США они жили в Гарлеме в Нью-Йорке. В возрасте 22 лет Моррис вступил в Лигу молодых коммунистов в Иллинойском университете в Чикаго. Однако очень скоро его исключили из Лиги, так как он распространял политические листовки, с содержанием которых руководство его ячейки было не согласно. Однако когда он перешел учиться в Нью-Йорк, его приняли обратно, ведь тогда он был звездой футбольной команды университета.
После начала Гражданской войны в Испании Коэн записался под именем Олтман в Международную бригаду Авраама Линкольна и в 1937 году отправился на испанский фронт. Он был ранен и после выписки окончил разведшколу, которую возглавлял помощник Владимира Орлова Александр Белин, «Кади». Потом Белин завербовал его для «служения мировому пролетариату» под оперативным именем «Луис».
Еще до отправки в Испанию Коэн познакомился одном антифашистском собрании в Нью-Йорке с Леонтиной Петке. Ее родители были родом из Польши, но сама она родилась 11 января 1913 года в Адамсе в штате Массачусетс. Будучи советским агентом, она получила оперативное имя «Лесли».
После возвращения из Испании в 1938 году Коэн начал работать в советском торгпредстве Амторг в Нью-Йорке. В 1939 году он даже стал одним из руководителей советского павильона на международной выставке. Потом он ушел оттуда, стал учителем в Норвиче, штат Коннектикут. Там в июне 1941 года Моррис и Леонтина поженились. Войну Коэн провел в армейской кухне на Аляске: туда его, скорее всего, отправили как политически неблагонадежного.
После демобилизации в 1946 году Коэны переехали в Нью-Йорк. Супруг начал преподавать. И хотя они всегда жили скромно, они активно работали на советскую разведку. Руководил ими Семен Семенов — «Близнец». «Луис» дал возможность агенту «Мортон» проникнуть на один оборонный завод в штате Мэриленд. В соратника он завербовал человека под оперативным именем «Рэй», который принес ему особо секретные материалы о создании радара и сонара, включая чертежи. Их настоящие имена неизвестны. Супруги получили не только документацию, но и основные части нового американского пулемета, которые через консульство они отправили в Москву.
На самом деле Филдинга — «Персея» привлек снова Розенберг. Об этом в книге «Шпионы: взлет и падение КГБ в Америке» рассказали Джон Эрл Хайнс и Харви Клер. Книга была написана по воспоминаниям Александра Васильева.
Необычайная история Александра Васильева
История Васильева очень необычна. Он окончил факультет журналистики в Москве, а также прошел двухгодичную агентскую подготовку в КГБ. После распада СССР он вернулся к журналистской работе. Глава пресс-бюро СВР, преемника КГБ, генерал Юрий Кобаладзе предложил ему описать некоторые страницы истории этой спецслужбы. По договору эти материалы должно было получить американское издательство Random.
Кобаладзе дал молодому журналисту неограниченный доступ к архиву. Однако информация, которую он хотел опубликовать, сначала должна была пройти сложный процесс рассекречивания. На основе этой работы появилась книга о советских шпионах в США The Haunted Wood, английскую версию которой написал Аллен Вайнстайн.
Однако Васильев понимал, что много раз сталкивался с данными, которые, как ему казалось, вряд ли могут быть рассекречены. Поэтому он втайне копировал и переписывал их. Когда после двух лет работы в архивах он собрал всю самую ценную информацию, он уехал с семьей в Лондон, опасаясь, что ситуация в России будет складываться неблагоприятно. Компьютер с 1115 страницами данных он отправил за рубеж «безопасным путем», вероятно, через знакомого западного дипломата. В Великобритании он связался с двумя американскими историками и с ними написал самую откровенную книгу о работе КГБ-НКВД в США.
Под оперативным именем «Персей» скрывался инженер Рассел Макнатт из фирмы Kellog в Нью-Йорке, которая работала на строительстве завода в Ок-Ридже. Его отец Эрнест был журналистом левых убеждений из Канзаса, который дружил с председателем коммунистической партии Эрлом Броудером. Открыв это, Васильев вернул доброе имя известному физику-теоретику Филиппу Моррисону, которого, даже самые близкие друзья, подозревали в шпионаже в пользу СССР.
У Макнатта не было никакого выхода на советскую резидентуру. Он встречался непосредственно с консулом Яковлевым-Яцковым, то есть у него не было американского связного, который мог бы его выдать. Впервые они встретились 11 марта 1945 года, а затем это повторялось почти каждые две недели. Макнатт имел возможность переехать в Ок-Ридж, что Москва приветствовала, но он отказался. Его супруга была тяжело больна, и ее состояние не улучшалось. Кроме того, он склонил к агентской работе супружескую пару физиков с ядерного завода в Ганфорде, личность которых нам неизвестна.
После войны Розенберг помогал Макнатту финансами, чтобы тот создал собственную фирму. Несомненно, деньги шли из СССР. Однако план провалился, и в 1947 году Макнатт уехал в Канзас, где устроился на работу в Gulf Oil.
После ареста Розенберга ФБР обратило внимание и на Макнатта, но кроме симпатий к коммунизму ничего подозрительного в его случае не нашли. Инженер продолжал свою карьеру, стал главным инженером, а потом и вице-президентом одной компании. Он умер в 2008 году в Северной Каролине.
Американская контрразведка разоблачила этого агента. В 1996 году это мне подтвердил Герберт Роммерстайн, сотрудник американского Агентства национальной безопасности, а впоследствии секретарь комитета по разведывательной работе Палаты представителей: «Я уверен, что мы знаем, о ком идет речь, но против него нет никаких неопровержимых доказательств. Поэтому было бы неправильно выдавать его имя».
Борис Подольский, который эмигрировал из России в 1911 году в возрасте 15 лет, предложил Москве свои услуги в 1942. Согласно сообщению, один из офицеров встретился с ним прямо в консульстве в Нью-Йорке 14 июня 1943 года. Ему дали оперативное имя «Квант». На следующий день резидентура выслала порядок разделения изотопов урана газовой диффузией. За эту информацию он получил 300 долларов. Однако это был один из возможных путей. В проект «Манхэттен» его не взяли, поэтому он не мог предоставить никакой другой информации. СССР уговаривали его вернуться в Россию, но так ничего и не добились.
В начале 1944 года о себе дал знать коммунистический инженер, который имел информацию о строительстве в рамках проекта «Манхэттен». Он получил оперативное имя «Фогель» («Птица»), а затем «Перс». Американцы узнали, что другие данные сообщал «Гурон», впоследствии называемый «Эрнест». А в Великобритании разведкой о работах над «Трубным сплавом» занимался или занималась «Тина». Этих людей ни американцам, ни британцам так и не удалось идентифицировать.
Сокращенная глава из книги «Крупные шпионские операции времен холодной войны (1945 — 1965)», которая готовится к изданию.
Источник: inosmi.ru
