В преддверие предстоящего послания Президента Федеральному Собранию в СМИ была запущена утечка: Президент в сложившейся критической ситуации, вроде как, планирует объявить курс на решительную либерализацию.
Это, мол, единственно возможное лекарство для нашей забюрократизированной, гнущейся под тяжестью популистских социальных обязательств, да теперь еще и теперь не в меру милитаризованной экономики.
Все замерли в ожидании. Кто не замер — просят комментарий: как же к этому относиться и, главное, что это будет?
Что это будет, разумеется, не знаем. А вот как к подобному относиться?
Можно было бы ограничиться и шуткой — примерно такой, как мои «Апрельские тезисы…» полуторогодичной давности — здесь же, в «СП». Шуткой, но, тем не менее, по прошествии полутора лет ставшей еще более актуальной.
Но можно и поразмыслить всерьез. И, воспользовавшись предлогом, прояснить, в чем «либерализация» (термин изрядно дискредитированный практикой последней четверти века) либерализации рознь.
Предыдущую свою статью, здесь же, в «СП», я закончил вопросом: «Возможно ли в принципе совместить жизненно необходимую нам сейчас мощную мобилизацию всего общества и экономики с одновременным высвобождением творческой энергии людей, включая и предпринимателей?».
Именно в такой постановке вопроса, как мне представляется, и стоит искать корень разрешения противоречия между потребностью в мобилизации и потребностью в либерализации — в созидательном понимании последнего термина.
Но по порядку.
Во-первых, стоит различать либерализацию (читай: дебюрократизацию, дефеодализацию, декриминализацию…) внутреннюю — с одной стороны, и по отношению к субъектам внешним — с другой стороны.
Например, вопрос о допуске зарубежных добывающих компаний к нашим недрам на равных с компаниями российскими, да еще и с их правом самостоятельно регулировать поток добываемого сырья на внешние рынки — это один вопрос.
Вопрос о создании равных конкурентных условий между отечественными компаниями на этом же рынке и пресечения какой-либо монополизации, исключения преференций для приближенных к власти — вопрос совсем другой.
Понятно, что о полной либерализации первого типа в условиях складывающегося долгосрочного противостояния с Западом, прежде всего, по отношению к западным компаниям, и речи идти не должно. Вопрос же о дефеодализации и внедрении полноценной конкуренции между отечественными добывающим компаниями, а также, может быть, при определенных ограничениях на полноту распоряжения добытым сырьем, и компаниями из государств, являющихся союзниками или, как минимум, не противниками в разгорающемся ныне конфликте — вполне уместен и даже жизненно важен.
Здесь же сразу нельзя не упомянуть и о таких важных сферах, как геология, геофизика и весь нефтегазовый сервис. Какая либерализация нам нужна:
— предоставление полной свободы добывающим компаниям нанимать зарубежных и оффшорных подрядчиков — с тем, чтобы мы, в конечном счете, оказались в полной зависимости от них, причем, и финансово-экономической, и научно-технологической?
— или же, напротив, предоставление полной свободы и долгосрочно неизменных не дискриминационных условий для отечественных геологических, геофизических и иных нефтегазосервисных компаний, да еще и с определенными преференциями отечественным компаниям, использующим отечественное же оборудование — с тем, чтобы и дать мощный толчок развитию, и создать между отечественными производителями честную побуждающую к развитию конкуренцию, и избавиться, наконец, от искусственно созданной зависимости от зарубежных «партнеров»?
Так какую из этих двух вариантов либерализацию готовит нам Президент?
Во-вторых, напомню то, о чем лишь одним штрихом обмолвился в конце прошлой статьи: ни в коем случае не подразумевать под «либерализацией» отказ от стратегического целеполагания и расчет на то, что «невидимая рука рынка» окажется для нас рукой доброго Деда Мороза.
Действительно, с точки зрения вульгарно-либерального взгляда на национальную экономику (в соответствии с которым никакой национальной экономики вообще нет, а вся экономика едина) нет ничего страшного в том, что Россия, практически, перестала быть мощной научно-технологической державой. Просто это, якобы, экономически целесообразно — с точки зрения интересов глобальной экономики и ее глобальной же эффективности.
Вынужден напомнить, как говорил об этом всего десяток лет назад тогдашний министр экономики Г.Греф в предновогодней телепередаче по Первому ТВ-каналу: «С ЕС у нас складываются отличные взаимоотношения: мы поставляем им сырье, а они нам — готовую продукцию».
Надо ли объяснять, что это не ситуация изменилась, и то, что ранее было «отлично», теперь стало не вполне адекватно ситуации? Нет, именно такое понимание руководителями нашего государства всего десяток лет назад того, что «отлично», и привело к нынешнему тяжелейшему и международному военно-политическому, и нашему внутреннему экономическому кризису.
Соответственно, ни о какой «либерализации» в том смысле, что «свободный рынок лучше знает, что нам нужно», и речи быть не должно. Общество и государство должны быть движимы осмысленно формулируемыми ими самими перед собой целями и задачами, достижению и решению которых и должны быть подчинены все государственные институты и рыночная инфраструктура. А вот в пределах этих целей и задач — пожалуйста: создавайте инфраструктуру полной свободы и равной конкуренции, обеспечивайте возможности наиболее эффективной работы по достижению поставленных целей.
И первые из этих целей и задач я рискну сформулировать: Россия в принципе способна выжить и сохраниться лишь как мощная относительно самодостаточная научно-технологическая и промышленная держава. Соответственно, все институты и механизмы стимулирования, в том числе, регулирования рыночного пространства, должны быть снова, как и почти век назад (пока еще, будем надеяться, это можно сделать на более гуманном уровне), направлены на решение этой задачи.
Кстати, не исключено, что, в силу внешних обстоятельств, в этой части Президент, наконец-то, увидел потребности страны примерно так же. Но надолго ли? Не временно ли? И, что не менее важно, в совокупности ли с другими пунктами этого моего посвящения будущему его посланию?
В-третьих, а почему же до сих пор было так несправедливо (причем, именно с точки зрения чистого либерализма): какие-нибудь банкиры или даже производители соков и т.п. — в саморегулируемые организации, а науку — последней реорганизацией РАН — под чиновника, да еще и не просто чиновника, а именно под завхоза?
С точки зрения либерализма — несправедливо и безосновательно.
Но гораздо важнее — с точки зрения жизненно необходимых приоритетов нашего развития. Если уж начинать либерализацию (не опять в вульгарном, но в сколько-нибудь созидательном ее смысле), так давайте и начнем ее с дебюрократизации науки и образования. Отменим «реформу» РАН. Если кто-то там и на самом деле неправильно управлял имуществом РАН и проворовался — к следователю, к прокурору, в суд, в тюрьму. Но какая может быть «либерализация» современной наукоемкой и высокотехнологичной экономики без полного самоуправления в научной среде и без ее независимости от чиновника?
Что же касается образования, уже неоднократно слышал популярную в Москве шутку одного из директоров школ: «Современная школа — это место, где дети и учителя мешают администрации работать с документами». Так, может быть, с исправления этого начать?
Готов ли Президент, наконец, признать свою, скажем так, ошибку в отношении РАН? А заодно и преступление в отношении всей системы образования и здравоохранения?
Признать — для того, чтобы незамедлительно и бескомпромиссно исправить — хотя бы то, что еще исправить не поздно.
В-четвертых, нельзя не сказать опять и об одном из наших «Карфагенов», который, как известно, должен быть разрушен — о ВТО. Не вообще, не абстрактно, не исходя из общих и частных соображений и фактов, ранее неоднократно высказывавшихся и ныне зафиксированных. Нет — исключительно с позиций подлинного либерализма.
Либерализм, как известно, приоритет свободы. Но чья свобода нас должна интересовать приоритетно в период возникшего долгосрочного противостояния с Западом? Может быть, поступим благородно — отдадим приоритет свободе (и интересам) Запада? Или, может быть, важнее всего остается для нас свобода получения кем-либо прибылей, пусть и нам (всей нашей стране) в ущерб?
Или же зафиксируем ясно и однозначно: приоритетна сейчас для нас свобода наших сограждан и для этого всей нашей страны — свобода использования всех известных инструментов экономической политики для того, чтобы в условиях санкций со стороны Запада сделать промышленный и научно-технологический рывок.
Но тогда все, что ограничивает нашу свободу, должно быть решительно отброшено. И, прежде всего, связывающие нас по рукам и ногам нормы и условия нашего присоединения к ВТО.
Удастся ли нам достучаться до властителя и навести его именно на такое понимание либерализма, отвечающее коренным потребностям и жизненным интересам нашего государства?
В-пятых, как известно, моя свобода ограничена свободой Вашей. Но вот беда: эти свободы и вообще, и, особенно, в нашей стране очень разные. Так чью свободу будем расширять: тех, у кого она и сейчас уже безразмерна? Или же, напротив, тех, у кого она ущемлена?
Например, если предоставить не лицемерную, а, действительно, полную свободу сельхозпроизводителю, то это потребует решительного ограничения свобод разнообразных инфраструктурных монополистов, включая финансистов, посредников и сбытовиков.
Схема известна — ее вовсе не надо выдумывать в каждой стране с ее «особым путем»:
— прямой централизованный, без коммерческих посредников, государственный товарный кредит на закупку сельхозпроизводителями оборудования отечественного производства и ГСМ для сезонного цикла работ;
— в железный кулак газовиков и электроэнергетиков;
— в аналогично жесткий кулак дорожников и железнодорожников (во всех этих случаях, разумеется, не добросовестных рядовых сотрудников, а «топов» и собственников);
— жесточайшее пресечение всей репрессивной мощью государства рыночной мафии;
— гарантированная скупка государством всех произведенных, но не проданных на свободном рынке излишков сельхозпродукции по заранее установленной цене, не ниже обеспечивающей в среднем небольшую, но положительную рентабельность производства.
Нюансы в этой схемы могут, разумеется, варьироваться. Например, где-то в качестве компромисса можно говорит не о прямом товарном, но о денежном кредите, но, желательно, напрямую из бюджета или средств Центробанка. Где-то — и оставить в схеме выстроившиеся, буквально, по стойке «смирно» коммерческие банки, готовые реализовывать соответствующую госпрограмму с самой минимальной для себя прибыльностью, лишь минимально покрывающей реальную работу сотрудников по осуществлению учетных и платежно-расчетных операций.
Но суть от этого, если, разумеется, не свести схему этими нюансами к ее противоположности, останется неизменной: дать истинную полную свободу сельхозпроизводителям, ради чего жестко ограничить свободу тех, кто этого самого сельхозпроизводителя сегодня душит.
В-шестых, об аналогичном понимании либерализации (повторю: дебюрократизации, дефеодализации и декриминализации) уместно говорить и применительно к малому бизнесу, и применительно к системе ЖКХ, да и ко многому-многому другому, каждодневно определяющему нашу жизнь, связывающему своими нынешними правилами и порядками нас по рукам и ногам и не дающему нам развиваться.
Стоило бы, может быть, сказать что-то и о подлинной независимости контрольных органов (в частности, о Счетной палате РФ), и о судоустройстве, и об избирательной системе, и об управлении СМИ…
Но и из уже описанного выше, надеюсь, понятно, какая либерализация для нас жизненно необходима и никак не противоречит идее мобилизации всех сил и ресурсов для выживания и развития, а какая — бесперспективна и пагубна.
Так о какой же либерализации собирается говорить Президент?
Этого мы не знаем.
Но, надеюсь, мы ясно формулируем, чего в этой части хотим и обоснованно требуем.
Юрий Болдырев
Источник: km.ru
