Европа погрязла в полном непризнании тех исторических течений, которые влияют на действия России на Украине
Политика Европы в отношении Украины сегодня в беспорядке, и наиболее очевидно это проявляется в усиливающемся расхождении приоритетов ключевых европейских игроков, а в последнее время и в углубляющейся поляризации мнений внутри коалиционного правительства Германии относительно того, что делать с Россией. Суть такой тупиковой ситуации сводится к следующему: политические решения проблемы российско-украинской войны, в которых отсутствует уступка Москве сферы влияния в Восточной Европе, себя исчерпали. Мало кто из руководящей европейской элиты склонен делать вполне очевидные выводы из событий, последовавших за провальным саммитом Восточного партнерства в Вильнюсе в 2013 году. Вместо этого Европа хватается за представление о том, что где-то там существует решение проблемы; и ей очень трудно признаться в том, что Россия — реваншистское государство, твердо решившее осуществить свой ревизионистский проект. Поэтому, несмотря на жесткие осуждения в адрес Путина (последние прозвучали в Брисбене), Европа продолжает верить в то, что единственный способ для продвижения вперед состоит в усилении прилагаемых попыток.
Германия, являясь страной, способной повести за собой остальных, попала в патовую ситуацию, поскольку в правительстве существует масса разногласий в вопросах политики. Она продолжает твердить старые заклинания, как это сделала канцлер Меркель, осудившая на последнем саммите «Большой двадцатки» мышление категориями «сфер влияния». С упорством, достойным лучшего применения, Европа продолжает дрейфовать в море коллективного, неунывающего оптимизма, надеясь на то, что все-таки появится какое-то политическое решение, не сводящееся к полной капитуляции в украинском вопросе. Но суровая правда состоит в том, что такое решение не появится. Пора либо разработать по-настоящему всестороннюю стратегию сдерживания России, либо перестать делать вид, будто такая стратегия уже существует.
На восток Украины продолжает прибывать российская военная техника и оружие, и европейским лидерам пора бы уже понять, что Россия инспирировала, а теперь все больше разжигает конфликт из-за Украины в своем стремлении к власти и влиянию, которое намного превосходит ее разумные потребности в безопасности. И тем не менее, в последнее время Европа тратит все больше чернил, описывая то, что Запад должен сам себя винить во всей этой неразберихе, потому что после холодной войны он постоянно посягает на традиционную сферу интересов России на востоке. Некоторые дошли до того, что причиной всего этого называют расширение НАТО. (Эти критики все чаще используют словосочетание «экспансия НАТО», поддакивая обвинениям, выдвигаемым Россией вот уже много лет.) А комментаторы текущих событий хором и все громче поют о том, что это ЕС спровоцировал действия России на Украине, вступив в переговоры с Киевом об ассоциации. (Но не следует забывать вполне официальное заявление Владимира Путина о том, что в отличие от связей с НАТО, связи ЕС с Восточной Европой вполне приемлемы.)
Несмотря на многочисленные предупреждения о зарождении новой холодной войны, лишь очень немногие аналитики задумываются над системным/идеологическим аспектом конфронтации России с Западом. На самом деле, ревизия истории холодной войны 1960-х и 1970-х годов лишила нас возможности говорить о том, что движущей силой здесь может являться сам характер российского государства, и что западные либеральные демократии еще могут столкнуться с российской диктатурой, помешавшейся на экспансии. Именно это должно произойти, чтобы мы поняли суть сегодняшнего конфликта. Политику России следует сопоставить с более глубокими тенденциями в ее истории. Не будет преувеличением сказать о том, что текущий кризис является очередным циклом имперского наступления после смутного времени ельцинской эпохи, и что теперь на помощь спешит Владимир Путин. Прочную и справедливую договоренность между Россией и Западом нельзя заключить из-за того, во что превратилась Россия (снова): в диктаторское государство, которым управляет воровская элита, вознамерившаяся повернуть время вспять. Но в сегодняшнем российском государстве есть нечто большее, чем манипуляции опытных постсоветских махинаторов. Путинская команда пользуется глубинными течениями русской истории и политики. Если мы не поймем, что имперское самосознание России и ее национальное самосознание неразрывно связаны между собой, у нас будет слабое представление о том, откуда у Путина такая стойкость и жизнеспособность, и почему он так опасен для Запада. Политическое руководство в Европе мечется между жесткой риторикой и железной решимостью не провоцировать Россию. Похоже, все чаще верх берет курс на умиротворение, и мы быстро приближаемся к тому моменту, когда Европа подаст Москве знак о том, что готова согласиться на ее условия (на резком языке Realpolitik это звучит так: «Скажи мне, что тебе надо, чтобы это исчезло»). Неудобоваримой альтернативой станет разработка требуемых геостратегических выводов на основе реальных фактов. А именно, что мы вступили в период длительной конфронтации в наших отношениях с Россией, который несет в себе существенные риски, включая возможность военной эскалации. Эффективным ответом в таких условиях может стать увеличение военных расходов и политическая воля, направленная на создание консенсуса и координацию стратегии внутри НАТО. Шансы на то, что такая альтернатива возьмет верх, очень невелики. Я ставлю на то, что со временем мы согласимся на первый вариант, и Путин прикарманит сферу влияния на востоке, которая постепенно отгородится от влияния Запада.
Один из специалистов по американской истории в годы холодной войны Адам Улам (Adam Ulam) в своей знаковой книге «Rivals. America and Russia since World War II» (Соперники. Америка и Россия после Второй мировой войны) утверждает, что дипломатия не могла предотвратить холодную войну, что Сталин перехитрил Запад, вынудив его пойти на ряд уступок, без которых можно было обойтись. А поэтому, если бы реакция Запада в самом начале была жестче, русских после Второй мировой войны удалось бы сдержать. Его выводы звучат вполне правдоподобно в нынешних условиях, когда западные лидеры снова пытаются примирить изменившиеся геостратегические реалии сегодняшнего дня и нормативные приоритеты былых времен. Похоже, суть проблемы сводится к нежеланию назвать абсолютно неприемлемыми российские планы по расчленению Украины и господству над ней. В такой позиции нет недостатка принципиальности: ведь сегодня полно высоконравственных заявлений о святости и неприкосновенности дутого нормативного порядка в Европе (во многом это всегда была фантазия). Скорее, такое нежелание объясняется глубоко укоренившимся страхом перед тем, что будет дальше. «Чего хочет Путин?» — это, похоже, вечный вопрос, который задают на самых разных научных и политических сборищах.
Один из наиболее тревожных аспектов коллективной реакции Запада на путинскую войну на Украине заключается в том, что такая реакция не более чем наши переговоры с самими собой. Мы неоднократно отказывались предпринять необходимые действия по существенному наращиванию военной мощи Украины, чтобы увеличить российские издержки в случае очередного наступления при поддержке Москвы. Вместо этого мы строим различные предположения и политические прогнозы по поводу путинской России. Но это никак не поможет высветить траекторию ее движения. Даже те, кто оспаривает представление о том, что действия России являются глубоко продуманными с точки зрения стратегии (я один из тех, кто поддерживает такие представления, хотя стратегия Путина в лучшем случае обеспечила лишь частичный успех), должны строить дебаты таким образом, чтобы там присутствовал анализ, а не просто мягкие осуждения в адрес России за сдвиги в ее тактике.
Наши дебаты по поводу России застряли там, где так называемая советология находилась в конце 1940-х, начале 1950-х годов. Мы пытаемся угадать расчеты и цели Путина, основываясь на собственных точках привязки; но из-за этого не можем разработать стратегию, направленную на противодействие основному путинскому приоритету: малыми силами восстановить геостратегические позиции России. Запад действует в режиме реагирования, а не упреждения, и в арсенале у него только два варианта действий: санкции или умиротворение. Делать вид, будто мы не можем призвать Россию к ответу за ее поведение, это в лучшем случае нечестно. В этом плане показательно усиливающееся беспокойство и тревога бывших советских колоний, которые сегодня являются членами НАТО и находятся на ее северо-восточном фланге. Объясняется это тем, что они с болью осознают: Запад вполне может их обмануть, как он делал в прошлом.
Если мы еще не готовы к таким вопиющим сделкам с Путиным, нам надо перейти от жесткой риторики и экономических санкций к всесторонней стратегии. Поэтому скажу тем, кто постоянно прогнозирует новую холодную войну: если вы действительно в это верите, ведите себя соответственно.
———
Отзывы читателей
wigwag
«Европа погрязла в полном непризнании тех исторических течений, которые влияют на действия России на Украине».
Речь не только об Украине. Есть ли хоть что-нибудь значимое, в полном непризнании чего Европа не погрязла полностью? Военные расходы? Восстановление европейской экономики? Трудовое законодательство? Демографический кризис? Иммиграция? Мультикультурализм?
У США большая проблема, и хватит уже нам отводить глаза. Те партнеры, которые помогли нам выиграть холодную войну — Западная Европа и Япония — терпят крах. Им капут. Финито. У них вот-вот наступит трупное окоченение.
Пора нам отказаться от Европы. Это относится и к Украине.
qet
Возможно ли сегодня такое, чтобы американский президент подобно Рейгану в 1980-е годы начал активно наращивать военную мощь США, создавать средства защиты от баллистических ракет космического и иного базирования, и в целом проявил идеологическую непоколебимость, выступая против российской экспансии и агрессии, напрягая российскую экономику до такой степени, чтобы Путин был вынужден перейти в отступление и отказаться от своих враждебных замыслов?
S. C. Schwarz
Действовать жестко? Даже не мечтайте: Европа уже капитулировала.
Pete
Европа капитулировала, и у США нет таких интересов национальной безопасности, чтобы рисковать чем-то ради Украины.
Требования таких неоконов как Михта к США, чтобы они делали нечто большее в свете таких обстоятельств, это, говоря откровенно, безмозглость.
Эндрю Михта
Источник: inosmi.ru